Вдали от Рюэйля
Шрифт:
— Для того чтобы все это иметь, надо быть богатым, — говорит Сюзанна.
— Подождите, подождите! Самое главное впереди. Я продолжаю.
«Мы усаживаемся перед минт-джалепсами»[199].
— А это еще что такое?
— Цветы?
— Раковины?
— Им следовало бы пояснять непонятные слова. Я продолжаю: «И мы приступаем к нашему нелегкому делу:
— Джеймс Чэрити, ведь вы, не так ли? французского происхождения, не так ли?
— Почти парижского даже ибо рожден в Рюэйле был я городе благородном что близ Понтуаза раскинувшегося
— Однако, — говорит мадам Сердоболь, — вокруг нас я не знаю никаких Чэрити.
— Однако тут написано черным по белому. Этот тип из Рюэйля, как и я. Я продолжаю.
«— Вы были несомненно в детстве эдаким несносным ребенком?
— Нет я думаю. Я бы сказал: склонным к прогуливанию школы. Уже тогда, в возрасте малом еще, посещал прилежно затемненные залы.
— Проявлялось уже, в возрасте малом еще, ваше призвание к так сказать энному искусству?
— Да конечно черт возьми. Ах немые ковбои, безмолвные вампиры, бессловесные макслиндеры, афонические чарличаплины, до чего же увлечен я был страстно действием их, в жанре эпическом, я бы сказал».
— Для американца он треплется совсем неплохо, — говорит Сюзанна.
— Кроме вас, мсье де Цикада, я больше никого не знаю, кто бы мог так красиво изъясняться, — говорит мадам Сердоболь.
— Стоит признать, закручено ладно. Я продолжаю.
«— А о вашей семье, родителях, братьях и сестрах, подробностей несколько вы несомненно сообщить могли бы утоляя наше и их то есть ее публику я имею в виду хотя и простительное, но чрезмерное любопытство? не так ли?
— Ничто не скрою я в происхождении моем. В носочном бизнесе отец, ничем не примечательная мать, ни братьев, ни сестер, вот вся моя родня, по отношению к которой я, однако, тем не менее поныне и сейчас привязанности некие питаю».
— Но ведь, насколько мне известно, я единственный трикотажник в Рюэйле! — воскликнул Сердоболь. — Ничего не понимаю!
— Немыслимо, — говорит мадам Сердоболь.
— Подождите, сейчас будет самое любопытное. «И каким, — это спрашивает журналист, — и каким конечно же путем окольным кинематограф достигали вы не так ли?
— Путем окольным же конечно: уместный термин ибо путь чрез множество профессий пролегал и в том числе агрономическую химию что время некое практиковал я в городишке скромном где мало о сколь мало представлялось мне возможностей благоприятствующих призванья и способностей развитию заметим артистических моих.
— Сколь путан из этой скажем так дыры был путь сказал бы я не так ли?
— Бросившись в комедийный поток который течет по венам дорожным моей отчизны родной под видом гастролей, циркаческих и цыганских более или менее. Однажды ушел с труппой бродячей и с тех пор не видали меня дядья как впрочем и совокупно жена дети родители собаки теленок корова[200] и выводок цыплячий».
— Из этого можно хоть что-то понять? — спросила Сюзанна.
— Этот парень — типа Жака, нашего родного Жака. Только вот он пробился. А наш…
Мсье Сердоболь
— Я продолжаю, — говорит де Цикада со дна самого глубокого молчания. «Таким образом, — это спрашивает журналист, — у вас была сказал бы я ну так сказать какая именно нога не важно правая иль левая ступня ну в общем если можно так сказать уж в стремени не так ли?
— А то. Но мне тогда наверняка конечно было цели далеко до. В кинематографе о сколь мои дебюты сколь скромны вначале были. Статистом заурядным вот я согласился быть кем хоть и знал уже актером величайшим что должен стать однажды, вот сейчас».
— Ну, достал, — говорит Сюзанна, — просто замучил своим жаргоном, и кого он из себя только не строит, даже противно.
— Я думал, это вас позабавит, — говорит де Цикада. — Впрочем, продолжение тоже интересное. Он был у индейцев борхерос.
— Ой, прочти нам это, Лу-Фифи, — говорит Мишу.
Ведь он сам уже столько раз был у индейцев и не только борхерос но еще и у живарос зунис команчей ирокезов. Но все же это путешествие в Сан-Кулебрадель-Порко в духе Помбала[201] его впечатляет. Какой все же этот Джеймс Чэрити! Герой! Великий человек! Какой актер!
Озвученный по-французски Джеймс Чэрити мало-помалу потихоньку полегоньку не спеша не торопясь все-таки добрался до Рюэйль-Палласа. Мишу увлекает туда де Цикаду. Сюзанну вытянуть так и не удалось. Сначала зрителей пичкают новостями, затем документальным фильмом о сардине, затем наступает антракт с брикетами эскимо и его рекламой, и, наконец, вот оно, «Рэйман Киноу Компани» представляет «Шкуру Грез»[202] с Джеймсом Чэрити и Люлю Сердоболь в главных ролях.
— Смотри-ка, — говорит Мишу, — у нее фамилия Сердоболь. Как у меня. Как у папы.
Де Цикада ничего не отвечает.
Фильм начинается. Дело происходит во Франции: новобранцы в форменных красных штанах, маленькие и нервозные господа в цилиндрах и с усами, телеги с сеном, управляемые извозчиками в рабочих блузах. Первый кинематограф: ангар, скамейки, для звукового сопровождения — фонограф, после каждого ролика просмотр приостанавливается. В ангаре сидит целая толпа ребятишек, объектив выделяет одного из них, один из его приятелей ему кричит: «эй Джеймс!» другой «эй Чэрити!». Понятно: этот маленький симпатичный мальчишка с темными кучерявыми волосами и есть будущий великий актер Джеймс Чэрити.
Показывают ковбойский фильм с Вильямом Хартом[203]. Воодушевление детей. Один из них, это Джеймс Чэрити, встает, поднимается на сцену и попадает на экран. Он вырос, он стал мужчиной, теперь он одет ковбоем, вот он прыгает на коня и скачет. Преследования, револьверные выстрелы, светловолосые девушки в сапожках, которых крадут темноволосые предатели в ботфортах, индейцы в перьях, насильственные смерти. Действие заканчивается. Джеймс целует героиню в губы, затем сходит с экрана, спускается со сцены и опять, маленьким мальчиком, садится на свое место.