Вдоль Большой реки
Шрифт:
– Рассказывай.
– Нас везли на плотах, долго, – шептала запинаясь Белка, еще не пришедшая в себя. – А потом вели степью. А тех, кто не мог идти, бросили в сердитую воду. Мы тащили добычу, а они подгоняли нас копьями. Собак ведь у них нет… – Она замолчала, вспоминая.
В стойбище пленниц долго не выпускали из хижины, и они целыми днями сидели в ней, шили одежду, вычиняли шкуры. Хижина называлась «женской», и жили в ней девушки и женщины, не имеющие семей. Из этой хижины и выбирали себе жен молодые воины и старшие воины, которые могли
Женщины плосколицых хорошо относились к пленницам, подкармливали их, утешали, когда те плакали. Ведь и самим женщинам жилось несладко. Питались объедками, много работали. Каждый воин плосколицых мог ударить женщину, не угодившую ему; а Рыжей Белке и другим пленницам, не привыкшим к обычаям племени, приходилось особенно плохо. Синяки не сходили с ее худенького тела. Постепенно пленниц разобрали по разным хижинам и в другие стойбища, и Белка осталась одна среди девочек плосколицых, которым рано было еще заводить семью. Сначала она не понимала языка плосколицых и вынуждена была молчать целыми днями. Только изредка, идя за водой, удавалось встретить женщину Медведей, которая жила в хижине вождя, и перекинуться с нею двумя-тремя словами. Потом Белка научилась говорить на языке плосколицых, и девочки подружились с ней. Но все равно она не могла привыкнуть к неволе. Грязные, закопченные шкуры хижин, вонь отбросов, зеленая, застоявшаяся вода озера, робкие, приниженные женщины, – все было чужим.
Как-то в камышах Белка нашла дикого котенка. Что-то случилось с его матерью, и он бродил один, жалобно мяукая, пока не обессилел от голода, и теперь лежал в траве, прикрыв глаза, чуть подрагивая пушистыми толстыми лапками.
Рыжая Белка подобрала котенка и устроила ему гнездышко в камышах. Она разжевывала мясо и пальцем проталкивала его в глотку зверьку, а он, чтобы не задохнуться, глотал. И постепенно ожил. Узнавал Белку. Бежал ей навстречу, терся о ноги, мурлыкал.
Рыжая Белка привязалась к воспитаннику и каждую свободную минуту бежала к нему. Пока…
Высокий хмурый воин, которого звали Водяной Человек, схватил котенка за лапки и разорвал. А когда Белка, не помня себя от гнева, бросилась на него, сбил ее с ног и долго пинал черными от грязи ступнями.
Водяной вообще не давал ей покоя. В жаркий полдень он гнал ее за водой, а когда она приносила воду, выливал ее, и Белке приходилось бежать к озеру снова.
Он любил подкрадываться к задумавшейся девочке и колоть ее копьем, а когда она вздрагивала от неожиданной боли, гулко хохотал, запрокинув плоское безобразное лицо, заросшее редкими жесткими волосами.
Он укладывался на солнцепеке и заставлял Белку часами выстаивать рядом, заслонять его ветками от лучей солнца.
А недавно Белка узнала, что осенью ее отдадут в хижину Водяного. Женщины участливо смотрели на нее. «Водяной бьет своих жен, – перешептывались они. – Он не пускает их вместе с другими собирать ягоды в овраге. Он не пускает их в степь за корешками…» А ведь только в степи женщины плосколицых
Белка загрустила. Несколько раз приходила ей в голову мысль бежать. Но куда убежишь, не зная дороги, без оружия, без припасов.
Да и воины плосколицых, конечно же, сразу бы догнали ее и бросили бы в сердитую воду, которой поклонялось племя плосколицых и которой приносили в жертву пленников.
– Но теперь, – закончила свой рассказ девочка, умоляюще глядя на Ходока, – Ходок ведь уведет Белку?
Ходок молчал, наклонив голову, прислушиваясь.
– Ходок уведет Белку, – наконец сказал он. – Но… Белка сначала поможет племени. Как плосколицые делают копья смерти?
– Н-не знаю, – растерялась девочка. – Может, колдун?
– Колдун? – повторил Ходок. – Это тот старик, что живет в хижине за оградой?
– Да. Он страшный. Он может посмотреть на человека, и тот умрет, – испуганно зашептала Белка. – Он знает всякие травы. Женщины плосколицых копают ему корни высокой травы. Травы с перьями. Белка хотела попробовать корень, они не дали. Сказали – плохой. Можно заболеть…
– Ну, а копья?
– Н-не знаю, – пожала плечами Белка. – Когда плосколицые идут на охоту, колдун колдует над их луками и стрелами.
– Это изогнутые палки и маленькие копья? – перебил ее Ходок.
– Да. И над копьями, и над дубинками тоже. Он пляшет и поет. И тогда охотники приносят много дичи.
– Не то, – махнул рукой Ходок. – Как колдует колдун, когда плосколицые идут охотиться на людей?
– Не знаю.
– Пусть Белка все узнает, особенно про стрелы смерти, – нетерпеливо перебил се Ходок. – И когда узнает, пусть вывесит шкуру лошади на жерди над хижиной. Ходок увидит сигнал и придет сюда ночью. Ходок или Орлик.
– Орлик здесь? – рванулась к нему девочка.
– Здесь, – улыбнулся Ходок.
Он потерся щекой о ее щеку, шагнул и, казалось, растворился в темноте. Не плеснула вода, не шелохнулся камыш. Долго стояла Белка, всматриваясь в ночной мрак, вслушиваясь, но так ничего и не услышала.
– Ходок как дух ночи, – прошептала она и поплелась к хижине.
Подружки не узнали Белки. Ее движения стали легкими и быстрыми. Распрямилась согнутая фигурка. Всегда грустные глаза теперь блестели. Несколько раз она пела и часто улыбалась.
Но через несколько дней Белка снова загрустила: никто из девочек не знал ничего о стрелах смерти, не знал или не хотел сказать.
Она пошла к женщине Медведей, которая жила в хижине вождя, и та рассказала ей, что время от времени к вождю приходят воины других стойбищ и рассказывают что-то, после чего вождь собирает старших воинов, они уплывают куда-то на плотах вместе с колдуном, а возвратившись, отправляются в набег.
«Наверное, о богатстве Туров тоже кто-то рассказал плосколицым, – подумала Белка. – Вот они и напали».
Но куда и зачем уплывали воины на плотах, женщина Медведей не знала. И Белка решила подружиться с помощником колдуна.