Вдоль по памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства. Шрамы на памяти
Шрифт:
– В Афганистан не хотите? Там война. Но ничего страшного. Там зарплата гораздо выше.
– А что он знал о войне, сидя в кабинете? Да ничего! Поверила. Оформили документы, прошла все комиссии, проверки. Четвертого января восемьдесят шестого на ИЛ 76 вылетела из Ташкента. Летели все время над Памиром. Красота невероятная. Но в то же время жуть как страшно. Представила себе, что если самолет упадет на скалы, никто никогда не найдет. Горы это такая красота и величие!!! Долетели нормально. Потом два года любовалась горами и дышала чистым горным воздухом.
Приземлились в Кабуле. После Союза очень странное ощущение. Сплошной
Стало страшно по настоящему. Долетели до перевала Саланг. Это самое опасное место для самолетов. Там много самолетов подстрелили из "Стингеров". Над перевалом все пролетающие самолеты выпускают тепловые ракеты. На всякий случай. Стал выпускать ракеты и наш ЯК40. Тепловые ловушки. Большие гирлянды ракет, разлетающиеся от самолета, постоянно падают и в гаснут воздухе. Долетели нормально.
Следующая посадка Кундуз. Это сто пятьдесят километров на запад. Опять пересылка. От постоянного рева двигателей в ушах зуд и ощущение плотно набитой ваты. Куда я попала?! Романтика еще та. Пришлось снова ждать транспорт. На этот раз это был вертолет. Первый и последний раз в жизни летела на вертолете.
В салоне была я одна. Холод, казалось, пронизывал до самых костей. Пилоты позвали к себе в кабину. Там гораздо теплее. Очень странное ощущение в кабине вертолета. Впечатление, что мы не летим, а просто зависли в воздухе. Я и спросила летчиков: - "Почему мы не летим?" Они смеются, балдеют. Спрашивают: - "Вы что, с похмелья? Налейте и нам!" Конечно не налила. Нечего. Летим дальше. Снова тепловые ракеты. Внизу лагерь душманов.
– Давай, - говорят, - постреляем! Посмотришь, как будут бегать душманы.
Навели на цель и кричат:
– Нажимай!
Я нажала кнопку. Наш реактивный снаряд полетел. Очень хорошо видно, как летит и взрывается. Взорвался рядом с лагерем. Никого не достали, но напугали, забегали. В полк прилетела на Рождество. Встретили хорошо. Совпало так, что баня уже была натоплена. Все девочки пошли в баню. Потом был стол. Так я встретила там Рождество.
– После встречи Рождества сразу же на службу. В нашем полку была медицинская рота. Все раненые сначала поступали к нам. Большинство операций выполняли в роте, на месте. Потом при первой возможности отправляли в госпиталя по профилям. Хирурги наши все были классные, молодцы. Все работали очень слаженно. Трудно сказать, когда они отдыхали. Операционные модули не выдерживали такой нагрузки. Надо было обрабатывать, убирать, стерилизовать. А они в одной операционной размоются, и через десять-пятнадцать минут уже оперируют в другой.
Сразу же после Рождества в Афгане начинается весна. Каждая весна хороша, но там вёсны удивительные. Утром выйдешь, вдоль ущелья меж гор солнце. Воздух такой чистый, кажется звенит. У подножья горных склонов в это время трава уже зеленеет. А зелень не такая как у нас. Впечатление, что гора опоясана изумрудом. В феврале начинают появляться подснежники. Так много! Настоящий ковер! Идешь и не знаешь, где ступать. Эти мгновения никогда не забудешь!
В одноклассниках безмолвие.
– Вам сообщение!
– ?
– На фоне молчания Люды Палий выплыло, вынесенное мной из моего детства, отцовское:
– О чем рассказывать?
Мой отец, призванный вначале войны румынами, три года сбрасывал американские "фонари" и "зажигалки" с крыш бухарестских многоэтажек. Потом с территории Польши до взятия Берлина в составе противотанкового истребительного дивизиона. Из называли "дивизионом смертников". О боевых действиях отец рассказывать не любил. Он, как и многие мои односельчане, избегал таких разговоров. Но не раз говорил:
– О чем рассказывать?
После митингов и юбилейных торжеств в дни Победы, мой отец, поскучневший и враз постаревший, никогда не наливал себе, как это принято видеть в кино и читать в книгах, фронтовые сто грамм. Сосед Брузницкий Михаил Романович, воевавший одно время рядом с отцом, рассказывал, что на фронте они вдвоем никогда не пили перед боем. Сливали в баклажку и оставляли на потом, после боя. Стопку самогона мой отец предпочитал ближе к вечеру после удачного дня и в хорошем настроении.
– Сказки о войне, - с нотками брезгливости говорил отец, - рассказывают те, которые не воевали. Те, которые в ту войну до июля сорок пятого отсиделись, прикрывшись бронью, в Ташкенте.
Это был один из родственников моего отца, до седых волос вещавший на митингах:
– Мы завоевали ваше сегодняшнее счастье!
– Мы умирали, чтобы жили вы, молодые!
– Не забудем тех, кто умирал рядом с нами на поле боя!
За десять лет около пятнадцати тысяч погибших в Афганистане. Четыре генерала, более двух тысяч офицеров, свыше шестисот прапорщиков, около двенадцати тысяч солдат, и 139 вольнонаемных. Из них более двенадцати тысяч в возрасте до 25 лет! Более трехсот погибших солдат и офицеров из Молдавии.
В Афганистан за десять лет были призваны более ста сорока дондюшанских призывников. Шестеро погибли на полях сражений. Уже дома тридцать пять воинов-афганцев ушли из жизни из-за ран и болезней. В настоящее время в живых осталось ровно сто человек.
Информация к размышлению: На дорогах стран СНГ ежегодно погибают свыше сорока тысяч человек. Более двадцати тысяч из них в возрасте до тридцати лет. Из них свыше тысячи детей! Ежегодно!
– О чём рассказывать?
– Людочка! Тягостно? Не выдавливай из себя. Это больно! Значит не время. Глава состоялась! Может, так лучше? Вижу ты на странице. В ОК я видел фото разбитого снарядами госпиталя или МСБ. Это, уверен, страшно по настоящему. Изначально было намерение дать один эпизод из твоего рассказа и завершить главу. Но, недосказанное порой говорит больше, чем пышная говорливость. Как говорят молодые: - Закроем тему!
– Люда! Я перекинул главу на электронный адрес Иры. Прочитайте вдвоем. Если что-либо надо убрать, добавить или оставить как есть, пиши. Твое мнение в целом жду в ОК. Это твоя глава, Люда!
– Прочитали. Менять ничего не надо. Выйди в скайп!
Из беседы по скайпу:
– В конце марта меня разбудил громкий треск.
– Стреляют, что ли?
В нашем спальном модуле нас было пятеро. Остальные дежурили. Кто-то из девчат включил фонарик. Операционная сестра, старше нас всех, прикрикнула: