Вдоль по памяти. Шрамы на памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства
Шрифт:
Но мне больше нравилось, когда во дворе был её муж - дядя Ананий. Он тоже расспрашивал меня. Но после его вопросов становилось очень весело и мне в таких случаях не хотелось уходить.
Дядя Ананий был очень весёлым и добрым. Как-то в школе нас вывели за огороды на убранное колхозное картофельное поле. Взрослые дяди пахали. Каждый плуг тянула пара лошадей. А нам надо было собирать за плугом оставшиеся редкие небольшие клубни, которые мы кидали в вёдра. В конце каждого ряда мы высыпали несколько картофелинок на кучки вдоль межи. Мне выпало счастье работать с дядей Ананием.
Очень
Выручил меня дядя Ананий. Он велел мне повесить ведро на крючок на плуге. В тот крючок пахари вставляли естек (ручной чистик) для плуга. Чтобы вовремя очищать лемех от грязи. Когда я повесил, он сказал, что картошки почти нет и я должен ходить за плугом и петь разные песни, которые я знаю. Погромче. Так и работали мы с ним в поте лица до самого обеда. Я пел, я дядя Ананий пахал. Ему было очень весело. В такие минуты его скошенный левый глаз смотрел лукаво и ободряюще. От этого мне было еще веселее. Я старался. Да и всем остальным пахарям тоже было весело.
Не было весело только пионервожатой Анастасии Михайловне Савчук, жившей через дорогу от нас. В тот день она вывела нас в поле. Но её я не боялся. Она училась с братом Алешей в одном классе. Алёша помогал ей решать задачи. А я называл её Анастасией Михайловной только в школе. Дома я называл её Стасей, несмотря на то, что мама велела называть её по имени отчеству всегда и всюду. Но сейчас она смотрела на меня недобро и молчала. А в конце на тоненькой тетради она выставила нам оценки по труду. Единственная из класса двойка была моей. За что?! Я так старательно пел!
Уже много позже, когда я учился в Дондюшанской школе, домой мы ездили на грузовой машине с будкой с молокозавода. Дядя Ананий с Борей Рябчинским сдавали молоко от колхоза. Каждый раз, как только я забирался в кузов, дядя Ананий спрашивал:
– Коли поiдем ворате бараболю?
И всем было весело до самой Елизаветовки.
Знакомство со второй дочерью Ивана, Манькой, началось со скандала в доме моей бабы Явдохи. В зимнее воскресенье я с Броником Единаком и Мишкой Бенгой катались возле старого Василя Довганя по, укатанной до стеклянного блеска, дороге. Катались на подошвах собственных сапог. У нас с Броником карманы были наполнены жаренными семечками. У Мишки было пусто. Но, катаясь, семечки мы лузгали втроём.
Подошедшая Валя Твердохлеб, дочка Маньки попросила семечек. Я не успел сунуть руку в карман. Меня опередил Броник. Он дал мне горсть семечек, которые, чтобы не расходовать свои, более крупные, я насыпал в ладонь девочки. Валя положила в рот семечку, раскусила её, выплюнула шелуху и стала жевать. Внезапно, горько расплакавшись, побежала домой. Броник с Мишкой весело рассмеялись и побежали к Бронику домой. Мне одному было скучно, и я пошел к бабе Явдохе.
Скоро пришла Манька. Показывая на меня, взывала к бабе Явдохе:
– Дивиться, стрейно! От ци обеванци не нагодували минi дитину зернетами з перцём?
Отбиваться
А потом Манька, кухарившая на многих свадьбах вместе с бабой Явдохой, готовила стравы как на свадьбе брата Алёши, так и на моей. Сама нездоровая, не жалуясь, приходила раньше всех и уходила позже, пока не была вымыта и отдана последняя тарелка. Сама уже пожилая, больная, Манька готовила на похоронах и поминках обоих моих родителей.
Спасибо. Пусть Земля ей будет пухом.
Имя Мишка Групан я услышал в нашей семье впервые в возрасте пяти лет. После очередной побелки мама вынесла из нежилой комнаты фотографии в больших рамах. Вынув фотографии, рамки вынесла на улицу и старательно красила, тщательно растирая свежий слой краски. После высыхания разложила фотографии и прижала куском картона с тыльной стороны. Потом, прижимая картон к стеклу, аккуратно забила по кругу в старые дырочки по несколько маленьких гвоздей. Затем снова вывешивала рамки с фотографиями на стены, подвязывая сзади длинными веревочками. Вывешенные рамки висели в слегка наклонном положении.
Я любил подолгу рассматривать фотографии после того, как мама их переклеивала или переставляла и снова помещала на стены. Каждый раз они сразу становились малознакомыми и казались более интересными. С малых лет я знал всех родственников по фотографиям. Если что-то было неясно, мама тотчас принималась рассказывать, кто есть кто, кем приходятся нам, где живут.
Однажды, после того, как мама развесила все фотографии по стенам, к нам зашёл, часто приходивший к отцу, его двоюродный брат Николай Паровой, племянник нашей бабы Софии. Но все его упорно звали Толя Грецив. Прославился он тем, что однажды, купив поросёнка, он обильно кормил его и лелеял. Но поросёнок не рос, не набирал в весе. Росло только рыло, постоянно удлиняясь и выгибаясь кверху.
В один день Толя налил в тазик поросёнка запаренной дерти. Подойдя, поросёнок, понюхав, похрюкал и отошёл. Нарвав сочного молодого щира, Толя бросил его кабанчику. Тот, старательно обнюхав, справил на охапке лакомой травы малую нужду. Толя открыл стодолу. В самом углу стоял черенок от сломанной лопаты. Взяв черенок, Толя мелко потряс им в воздухе. Держа в опущенной руке, пошел к загончику...
Развязку видели соседи, прашевавшие в своих огородах. На верёвке, затянутой "зашмургом" на задней ноге, Толя тащил неподвижное тело поросёнка в недалёкую лесополосу. Домой вернулся без поросёнка и без верёвки.
Особенно возмущалась, видевшая происшедшее, близкая соседка Анелька Кордибановская, востребованная модистка, обшивавшая добрую половину села:
– Еще в позапрошлом году позычил у Яська полтора кило мяса от лопатки. Не мог зарезать, ошмалить и вернуть долг!?
А Нянек (Валерий Паровой), родной племянник дяди Толи Грецива, учившийся в седьмом классе, сказал, что если бы его позвали, он бы заколол, ошмалил и разделал поросёнка просто за так. Надо было только попросить классную руководительницу отпустить Нянэка с уроков с самого утра. После обеда положено отдыхать...