Вдова Его Величества
Шрифт:
— Она… здесь?
— Здесь, — Джон усмехнулся, а глаза его блеснули желтизной. Или… показалось?
Конечно, показалось.
Он ведь не настолько глуп, чтобы примерять этот венец. Не на себя…
— Она умоляет отдать то, что полагает своим. Она получила одну обещанную жертву и желает получить вторую. И все зависит от тебя, Катарина. От того, кем ты захочешь стать для своего короля.
Глава 43
Тропа открылась на вершине холма.
С
Оглушили звуки.
И солнце, почти упавшее в воды реки, ослепляло до слез. Кайден не знал, как долго стоял, наново привыкая к миру, который вдруг стал неудобен. Слишком шумный, чересчур яркий и все-таки родной. А когда солнце почти утонула в реке, и тьма поползла, ластясь диковинным зверем, он вспомнил-таки каково это, дышать.
Идти.
Бежать.
По лугу, по тропе, разбивая ноги об острые камни. И быстрее, быстрее, до боли в груди, до слабости, что накатывала, но отступала. И травы хлестали влажную кожу, и лишь у подножия холма Кайден остановился, позволив себе отдышаться.
Жив.
И стало быть, все хорошо… почти хорошо… осталось лишь добраться домой и завершить дело. Он сунул подмышку свою неудобную ношу, и решительным шагом направился туда, где стоял старый особняк. Во всяком случае, Кайден изрядно надеялся, что особняк еще стоит.
Добрался ближе к полуночи.
Хмыкнул. А ничего не изменилось. Будто бы не изменилось. Все так же шумит над головой лес, и холодными пиками уставилась в небо ограда. Вот человек в форме гвардейца прошел вдоль ограды. Он чужак. И от него пахнет вином, а еще страхом. Он знает, что случилось здесь, а потому насторожен, держится обеими руками за пищаль, вздрагивает при малейшем шорохе.
Кайден не удержался и бросил камешек в кусты. И рассмеялся беззвучно, глядя как присел этот нелепый воин, хрипло вскрикнув:
— Стой, кто идет?
Никто.
Кайден отступил. Он обошел ставшее вновь чужим поместье, и лишь очутившись на территории собственного, отряхнулся. Присмотрелся к дому и, кивнув собственным мыслям, споро вскарабкался по плетям плюща.
Окно оставили незакрытым.
И хорошо.
В комнате пахло хлебом. Губы сами собой растянулись в улыбке. Стало быть, ждали. И хлеб нашелся тут же, в корзинке, а еще кувшин с молоком.
И мед.
Кайден с урчанием вцепился в поджаристую корку. Он был голоден. Он и сам не понимал, до чего голоден был. И ел. И глотал, как когда-то прежде, не пережевывая. И запивал молоком, которое было холодным, но свежим… а главное, молока было много.
И меда.
И хлеба.
Почти счастье.
Когда отворилась дверь, Кайден
— Сколько времени прошло?
— Больше месяца, — ответил Дуглас. — Я рад, что ты жив.
— А я уж как рад… — Кайден перевернул кувшин и поймал языком последние капли. — Я пришел, как смог.
— Понимаю, — Дуглас склонил голову. — Я должен отписать леди Гленстон. Она просила, чтобы как только ты появишься, я написал.
— Она…
— Сказала, что ее внук слишком упрям, чтобы просто взять и героически погибнуть.
Хорошо.
Бабушку волновать не хотелось.
— Катарина?
— Все сложно… леди Гленстон кое-что писала, но, как я понимаю, не все слова можно доверить бумаге.
— Она жива?
— Вполне.
— Хорошо, — Кайден оскалился и, потрогав клыки языком, показалось вдруг, что те подросли, сказал. — Мне бы помыться. Для начала.
Часом позже, устроившись у камина, в котором горел огонь, Кайден с наслаждением пил теплое молоко, сдобренное медом столь обильно, что мед этот уже не растворялся, но лег золотистой липкой пленкой поверху. Но так было даже вкуснее. Кайден отламывал куски хлеба и макал в кружку, затем совал в рот, жмурился и делал глоток.
— …солдаты появились ближе к рассвету. Два полка. С ними дюжина магов, — Дуглас, устроившись во втором кресле, наблюдал за Кайденом с каким-то совершенно непонятным выражением. Точно жалел. Зря. Жалеть нужно было вовсе не Кайдена. — Мертвецов сожгли… тех, кто остался.
— Али…
— К сожалению. Я опознал. И его, и сыновей. Они были мертвы давно. Ты не опоздал. И не стоит себя винить.
Кайден и не собирался. Почему он должен винить себя, если на самом деле виновата тварь, которую один глупый человек пробудил к жизни?
— А сама она…
— Видел я мало что, — это было сказано уже с раздражением и даже обидой, будто Кайден нарочно оставил наставника не у дел. — Но горело хорошо. И про дракона здесь еще долго говорить станут…
— Еще бы, — этот голос заставил обернуться. — Разве я не прекрасна?
— Прекрасна, госпожа, — Дуглас вскочил и поклонился.
— Вот и я о том же…
На Джио было алое платье из ткани столь тонкой, что платья могло бы и не быть. Дуглас поспешно отвел взгляд и густо покраснел.
А она и вправду изменилась. Пусть не исчезли никуда ни худоба, ни угловатость, но в движениях появилась та характерная змеиная плавность, которая завораживала.
Кайден поклонился.
И его благодарность приняли. Драконица взмахнула рукой, позволяя сесть, и сама устроилась у камина, почти у самого огня, который потянулся, чуя родную кровь. Рыжие косы выбрались, чтобы обвиться вокруг тонких запястий.
— А ты тоже думаешь, что я прекрасна? — спросила она, глядя на Кайдена рыжими глазами.