Вдова Кудер
Шрифт:
Расположившись у печки и чуть раздвинув ноги, Франсуаза чистила картошку и бросала ее в ведро.
Было тихо, как вечером у пруда. Тати нарушила тишину, прошла через кухню и схватила старика за плечо, приподняв его за рукав пиджака:
— Иди отсюда! Я подозревала, что они воспользуются моим отсутствием, чтобы продолжить свои происки.
И тогда Франсуаза, всегда олицетворявшая кротость и глупость одновременно, сбросила на пол очистки, поднялась и с вызывающим видом встала посреди кухни. На ее
— Нет, моя милая, это ты катись отсюда! — прошипела она, бросив беспокойный взгляд в окно. Потом, повернувшись к двери, крикнула: — Фелиция! Позови-ка отца…
Тот находился за домом, копая клочок земли, где всегда, даже зимой, виднелась поросль лука-порея. Послышались шаги, и он постучал своими сабо о порог.
— В чем дело? — спросила Тати. — Что это значит?
— Это значит, моя милая, что отец останется у нас, если захочет, а ты отсюда уберешься. Поняла? Проводи ее, Эжен.
— A-а, ты же хотела ухаживать за стариком. Вот, значит, чем кончилось ваше шушуканье с Амелией. Так это, верно, ваш адвокат посоветовал вам действовать таким образом? Ну что ж, посмотрим, как Кудер…
Она схватила старика за руку и потянула его. Но вмешалась Франсуаза:
— Я же сказала, что он останется у нас.
— А я тебе скажу, ведьма… Ну-ка, отпусти меня!
— Я тебя отпущу, уродина, когда вышвырну… Ах ты…
Неожиданно Тати вцепилась в волосы золовки, растрепав прическу.
— Ах, ты хочешь ухаживать за стариком. Ах ты…
— Мама! — крикнула заглянувшая в дверь Фелиция. — Мама!
— Ах ты…
Тати рванула изо всех сил. Франсуаза ударилась коленом о стул и закричала:
— Эжен! Ну же. Что ты…
Фелиция плакала. Старик прижался к стене. Эжен, нахмурившись, не решался вмешаться.
Наконец он схватил стоявшую на столе бутылку.
— Отпусти мою жену! — рявкнул он. — Отпусти, или я…
В ту же секунду бутылка разбилась о голову Тати, и все на мгновение застыли в каких-то странных позах.
Эжен посмотрел на горлышко бутылки, оставшееся у него в руках, и, казалось, оторопел.
Сама Тати тоже на секунду остолбенела. Проведя рукой по голове, она увидела кровь и почувствовала, как у нее подкашиваются ноги.
Она не ощущала боли, но кровь струилась по лицу, достигла бровей, носа, обогнула уголки губ и начала стекать с подбородка.
— Сядь! — сумела вымолвить Франсуаза. — Подожди! Фелиция! Фелиция! Сбегай за кем-нибудь, не знаю за кем… А ты можешь похвастаться. Ну, сиди на месте, идиотка. Может, лучше обрезать ей волосы? Тати! Тати!
Тати пришла в себя. Ее покачивало. Ее успели подхватить, когда она падала, и уложили на полу.
— Фелиция! Где ты?
Фелиция, бросив ребенка в траве, бежала вдоль канала.
— Подай
Эжен действительно чувствовал жуткую слабость. Ему пришлось сесть на стул, откуда, погруженный в свои мысли, он не осмеливался взглянуть на золовку.
Когда Жан вошел, в кухне пахло уксусом; на полу расплылась лужа крови, которая продолжала сочиться через седеющие волосы Тати. Она приоткрыла глаза, глубоко вздохнула и позвала, словно зная, что он рядом:
— Жан!.. Не давай им обрезать мои волосы…
Ее с трудом можно было узнать. Она казалась еще более тучной, и он подумал даже, что у нее распухла голова, наверное, из-за обилия алой крови.
— Воды, — потребовал он.
Они подчинились. Фелиция пошла за полотенцем в соседнюю комнату.
Если бы в этот момент нагрянули жандармы, Эжен, наверное, выдохнул бы с облегчением:
— Сдаюсь.
Франсуаза принялась плакать, Фелицию поташнивало. Заинтригованный шлюзовщик смотрел на дом, не решаясь ковылять туда на деревянной ноге.
— Я не вижу, где тут у тебя… — глухо произнес Жан.
— Осторожно! Ты делаешь мне больно. Ты что, не чувствуешь, что отрываешь мне кожу?
Ее волосы слиплись. Он безуспешно пытался найти рану.
— Их нужно обрезать, — повторила Франсуаза, видимо сама не понимая, что говорит.
Судя по всему, Тати было совсем не так плохо, как могло показаться, поскольку она возразила сварливым голосом:
— Я тебе обрежу! Погоди у меня…
Наконец Жан объявил:
— Ничего страшного. Просто порез… сантиметра два длиной. Думаю, что неглубокий, хотя и сильно кровоточит.
— Помоги мне встать, Жан!
— Не торопись, — вмешалась Франсуаза. — Подожди немного, приди в себя. Сейчас дадим тебе рюмочку. Принеси рюмку, Фелиция.
— Чтобы я еще что-нибудь у тебя выпила!
Дело уже выглядело не столь трагичным. Эжен тоже отошел и, когда дочка поставила на стол бутылку, налил себе стакан.
Тати настойчиво хотела встать.
— Поддержи меня, Жан.
Опять вмешалась Франсуаза:
— Ты сама виновата! Если бы ты не вцепилась мне в волосы, как… как…
Она не решилась употребить крепкие слова в адрес женщины, только что пришедшей в сознание.
— Как кто?
— Да ладно. Пройдет. Эжен же не нарочно. А что касается отца, то это его право.
— Держи меня, Жан. Кажется, я упаду. У меня голова раскалывается.
— Пойдем.
Без Кудера? Чуть поколебавшись, она повернулась к нему. Тем не менее она чувствовала себя действительно больной и боялась вновь потерять сознание.
— Я-то уйду, но они свое получат.
Выводя Тати из дома, Жан увидел на ее глазах слезы — слезы бессилия и ярости.