Вдова в январе. Романы
Шрифт:
Из-за малого размера фотографий черты натурщиц различить трудно, так как на переднем плане всегда какое-нибудь рекламируемое изделие. Бертулис воспользовался увеличительным стеклом: он сравнивал, откладывал ту или эту, потом опять возвращался к первой — надо отобрать самые отчетливые лица с самыми выразительными чертами. Стебелек за стебельком перебрал он весь стог сена, чтобы найти иголку, и, когда на последнем трамвае ехал в Задвинье, от всей груды лиц остались одиннадцать женщин и двое мужчин, личность которых завтра надо будет выяснить,
— Тринадцать нехорошее число, но я надеюсь, что ты не суеверный, — сказал разбуженный рано утром Конрад, когда Бертулис доложил ему по телефону план дальнейших действий, который полковник и одобрил.
Когда инспектор явился в «Фоторекламу», дверь еще была закрыта, но вскоре пришла одна из технических работниц, которая занималась оформлением договоров. Она тут же выразила готовность помочь Бертулису. Фотографов можно и не ждать, они приходят позже.
Если натурщица согласна фотографироваться и теряет на позирование время, то ей наверняка за это платят, а если платят, то в бухгалтерии должны быть платежные ведомости с паспортными данными и росписями.
Обоих мужчин и четырех девушек работница «Фоторекламы» узнала по лицам, так как они фотографируются часто, демонстрируя новые модели одежды.
— Манекены из Дома моделей… — Работница подошла к шкафу со стеклянными дверцами, за которыми виднелись корешки синих, зеленых и желтых скоросшивателей. — Я сейчас найду старые трудовые соглашения, там все данные имеются…
Через несколько минут «магистр гражданского права» заносил в свою записную книжку:
«1) Инара Фрицевна Лаука, рожд. 1954, адрес… и т. д.».
А дальше застопорилось, так как остальных семерых женщин работница в лицо не знала. Но выход нашелся: на некоторых конвертиках написано, где и когда реклама печаталась. Бертулису дали комплекты газет и журналов, он находил номер с опубликованной рекламой, показывал ее любезной сотруднице «Фоторекламы», она читала текст и тут же определяла, кто заказал, доставала журнал регистрации заказов, находила соответствующую запись, заглядывала в какую-то толстую тетрадь и уже твердым шагом направлялась к шкафу за трудовым соглашением.
К обеду только на двух фотографиях оставались женщины, инкогнито которых не было раскрыто, так как снимки нигде не публиковались и ничего не рекламировали — немного грустная грузинка на берегу моря и откинувшаяся на скрещенные лыжные палки смеющаяся лыжница в вязаной пестрой шапочке. Оба снимка Бертулис показывал и работницам конторы, и фотографам в павильоне и в лаборатории, но никто ничего не мог сказать — снимки они видели впервые. И парень в цветастой рубахе, который вчера советовал Ульфу расспросить о знакомых Димды его коллег, ничего не смог прояснить. Когда Бертулис уходил, парень проводил его по лестнице, даже за дверь, и вдруг без всяких предисловий выдал:
— Хотите взаимовыгодную торговую сделку?
И, спокойно
— Я читал, что выгодные сделки чаще всего приводят к банкротству…
— Могу представить магнитофонные записи… Лучшие ансамбли… Самые последние. Если понадобится что фотографировать, в любое время я в твоем распоряжении…
— А что я должен взамен?
— Отдай мне женщину с кабаном. Я никому не скажу.
Только не выказать удивления, не прерывать его, пусть продолжает!
— Гм… — задумчиво протянул Бертулис.
— Пойми меня правильно, мне нужна не фотография. Это работа Рудольфа — честь ему и слава! Скажи только адрес этой дамы или где ее найти. Это модель, о которой мечтают всю жизнь. Я хочу ее фотографировать. У нее не внешний эффект, а внутренний. Вот таких и надо снимать! Чтобы мужчины, увидев снимок, готовы были бросить жену, детей, профессию, а женщины от злости рыдали бы, рвали и метали. Секс, сдержанный, дикий секс!..
Металлическая линейка вырвалась из его рук и звякнула об асфальт двора, он даже не поднял ее.
— Красивых девчонок я тебе могу выставить вагон. Глаза яркие, но холодные, рыбьи… Кому такие нужны? Женщина прежде всего объект желания, а уж потом идет красота. И такой ее и надо показывать!
— Как ты сказал? Как ее зовут?
— Мудите… Кажется, Мудите… Нет, это точно, Мудите…
— Ты мне фамилию скажи, имя я не запомню.
— А знай я фамилию, так не валялся бы у тебя в ногах, сам бы дотрюхал до справочного бюро. Ты, верно, меня не понял, я не собираюсь ее куда-то утащить, выгородить, по мне, можешь ее допрашивать до помрачения. Мне только адрес нужен. У тебя он есть. У тебя же не хватает только грузинки и лыжницы.
— Не припомню что-то фотографии с кабаном…
— Тогда ты слепой! Или прикидываешься слепым, потому что боишься!
— Я попробую согласовать ваш вопрос с начальством…
— Будка-то у тебя вроде как у нормального, а душа заячья!
Парень с нескрываемым презрением оглядел Бертулиса с головы до ног, ловко повернулся и, видимо, забыв про линейку, ушел обратно в мастерскую. К черту эту работу, чертыхнулся Бертулис. Заячья душа!.. А ведь прав он: заяц, которому надо играть дурака!
Но самое неприятное из того, что выяснилось: архив-то неполный, в нем недостает снимков! Сколько же отсутствует? Десять? Сто? Почему?..
Шофер такси крутился на своем месте и всячески выказывал нервозность. Счетчик тикал, набрасывая по копейке.
От калитки через весь участок тянется чисто подметенная дорожка к гаражу, с сугробами по обе стороны.
Карлис все еще видел Мудите, идущую по этой дорожке. Идущую упругой, неповторимой походкой. Прошло уже несколько минут, как она вошла в дом, но Карлис все еще видел ее — пальто расстегнуто, в одной руке платок и сумочка, волосы тяжелыми волнами спадают на плечи.