Вдовий клуб

Кэннелл Дороти

– Кузиночка, издевки – не твое амплуа. Спрыгнул бы, если бы был уверен, что мне грозят увечья, но без боли. Джилл на коленях приползла бы ко мне, рыдая от раскаяния.

Фредди величественно встал, рванул на себе рубаху и ткнул Бену какую-то бумажонку.

– Зри! Заявление о приеме на работу в твой ресторан-мечту! Пусть Джилл все глаза выплачет.

Бен взял листок.

– Ай-ай-ай! – встряла я. – Вот жалость-то! Помнишь, дорогой, как сегодня утром мы говорили, что «Абигайль» раньше весны не откроется.

– Жестокосердная! – схватился

Фредди за сердце. – А я-то указал тебя в качестве рекомендателя! – Он перевел взгляд на Бена. – Ну, что скажешь, старина? Она командует тобой на работе и дома?

Я прижалась к мужу, взяла его под руку и улыбнулась. Бен уставился на заявление.

– Собственно говоря, ты на какую работу рассчитывал, Фредди?

Глупо думать, что тебя предали. Бен, разумеется, старался из-за меня. Полагал, что я умираю от желания помочь Фредди, но стесняюсь навязывать родственников с первых же дней семейной жизни. А руку я отняла просто потому, что она затекла. Фредди расцвел в победной улыбочке и покосился на меня – мол, останемся друзьями, слабачка!

– Если честно, Бен… то есть сэр, я намеревался начать с самого верха и своим трудом проложить себе путь вниз, если нужно. Я собираюсь сделать карьеру и утереть нос Джилл, когда она приползет на коленях, умоляя простить ее.

Поглядывая то на меня, то на Фредди, Бен сделал из заявления Фредди самолетик и пустил его в мойку.

– В настоящий момент все, что я могу предложить, – роль Пятницы при Робинзоне. Поможешь мне привести ресторан в приличное состояние, займешься бумажной работой и освоишь азы кулинарии.

Фредди поднял руку:

– У меня только один вопрос, сэр, мне полагается машина?

– Боюсь, что нет, – буркнула я, – но мы расщедримся на пристройку над гаражом.

Я определенно не собиралась оставлять в доме Фредди и его электрогитару. Вы только посмотрите на это сокровище! Уже залез в холодильник и шарит там почем зря!

– Как насчет того, чтобы поставить чайничек, Элли? Или вы предпочитаете шампанское? Мне все равно! – И кузен гнусно ухмыльнулся.

* * *

Если я и злилась на Бена, то злость испарилась, когда мы погасили свет в спальне и фазаны на обоях нахохлились в красноватых отблесках камина. Я заснула, уткнувшись в плечо мужа, и мне приснилась свекровь. Лица ее я не видела, но голос слышался ясно. Кто-то уносил ее в туман, а она кричала: «Помогите! Караул! Убивают!» Вся сцена словно явилась из фильмов сороковых годов, где за юными вдовами и их состояниями охотятся мошенники-брюнеты. В отдалении топтались люди, они рыдали и завывали. Вдруг весь экран заполонило что-то длинное и темное, оно все надвигалось и надвигалось… Это был гроб, и я знала, кто внутри. «Неудивительно, что она не смогла прийти на свадьбу», – подумалось мне.

Я проснулась оттого, что ветер молотил бордовыми бархатными гардинами по стенам, а на подоконник стекали капли дождя. Из-за клаустрофобии Бена приходилось спать с открытыми окнами.

На следующий день

позвонил Папуля. Трубку снял Бен. Когда на его «алло!» не последовало никакого ответа, Бен тут же передал трубку мне.

– Это ты, Элли? Я не могу долго разговаривать, надо разгрузить ящик бананов… Но я подумал, ты рада была бы узнать, что Марсель получил сегодня утром открытку от Мэгги. Она пишет, что все еще сидит в этом тихом местечке у моря.

– А где именно у моря?

– Не знаю, открытка без картинки.

– А штемпель?

Бен мешал слушать: он мельтешил рядом и дышал мне в ухо.

– Смазан.

– А про вас она вспомнила?

– Да. Велела Марселю следить, чтобы я принимал рыбий жир.

Я ободряюще промычала что-то Бену.

– Отрадно слышать! Значит, есть надежда.

– Почем знать! – фыркнул Папуля. – Может, она плеснула яду в пузырек с рыбьим жиром!

Телефон умолк.

– Не сегодня-завтра я получу от Мамули открытку. – Бен старался говорить веселым тоном, но вид у него был несчастный.

Мамуля не написала. И от «Чертополох-пресс» не было ни слуху ни духу.

К счастью, у Бена не оставалось времени торчать возле почтового ящика: вместе с Фредди они целые дни проводили в будущем ресторане. Бен клялся, что еще немного – и мы сможем гордиться Фредди. Тот и впрямь энергично взялся за дело. Иногда им случалось даже пропустить обед, и они перекусывали в «Темной лошадке». Я не обижалась… то есть не очень.

У меня тоже хватало дел, и я радовалась, что могу уделить побольше времени Доркас и Джонасу. Жизнь с Беном была полным блаженством, но если ты сидишь на диете, как на цепи, а рядом болтается шеф-повар – врагу такого не пожелаешь. Когда Бен произносил слова вроде «фламбе» или «фрикасе», в меня тут же проникала порция калорий.

Время летело быстро. Почти ежедневно я ползала по «Абигайль» с рулеткой, образцами тканей и обоев, вместе с Доркас совершала налеты на магазины и скандалила с Джонасом, требуя, чтобы он снял мерку для нового костюма. Его «воскресный прикид» был старше меня.

Пятнадцатого декабря, накануне Отъезда, Бен приготовил сказочный обед. Столовая сияла мореным дубом, серебром и праздничным фарфором. К нам, конечно же, присоединился и Фредди, выглядевший, как ни странно, вполне презентабельно. Даже ногти почистил.

– Ни дать ни взять – форменный денди! – проворчал Джонас, наряженный в клетчатую рубашку и ботиночный шнурок вместо галстука.

Доркас маршировала вокруг стола.

– Ненаглядные вы мои! На всю жизнь запомню этот прощальный час!

– Не надо! – пискнула я, едва не добавив: «Не уезжайте!»

Я же взрослая, замужняя женщина. Разве вправе я портить удовольствие путешественникам? И отодвигать Бена на второй план? А вот и он, легок на помине… Что это он там несет? Ага, индейка, украшенная остролистом! Все дружно проорали «ура!» – все, кроме меня. Джонас старательно заправил салфетку за воротник, Доркас подвинулась, чтобы дать место Фредди.