Вдоводел

Резник Майкл Даймонд

— Я хочу только ее.

— Я знаю. И советую обратить внимание на то, что она-то хочет не тебя.

— Да что вы понимаете? Выродок с кожей, как у ящерицы, и морщинистый старик! Вы сами хоть когда-нибудь влюблялись?

— Ты думаешь, что седые волосы и морщины мешают влюбляться? — хохотнул Рождественский Пастырь. — Допустим, я не вызываю эмоций у двадцатилетних женщин, но сие не означает, что они не вызывают эмоций у меня. — Он помолчал. — А если с возрастом у человека прибавляется ума, он понимает, что хотеть женщин и любить их — две большие разницы, и к последнему

надо подходить с предельной осмотрительностью и тактом. Особенно если у него столько же врагов, сколько у меня или будет у тебя, если ты доживешь до моих лет.

— Вы пришли сюда из отеля только для того, чтобы прочитать мне лекцию о женщинах?

— Нет, хотя такая лекция тебе крайне необходима. — Рождественский Пастырь искоса глянул на Мэллоя. — Я думаю, нам пора поговорить о том, что делать дальше.

Найтхаук повернулся к Ящерице — Иди к стойке. Выпивка за мой счет.

— Черт! — не выдержал Мэллой. — Ну почему все только и делают, что гоняют меня!

— Мне надо поговорить с Рождественским Пастырем по делу.

— Ты думаешь, в этом зале нет «жучков» и скрытых видеокамер? — хмыкнул Мэллой. — Все, что вы скажете или сделаете, будет зафиксировано, а потом просмотрено и прослушано Маркизом.

— Уходи.

— Хороший мне попался дружок! — пробормотал Мэллой.

Найтхаук окинул его ледяным взглядом.

— Все, ты не под моей защитой. С этого момента мы в расчете — Какое счастье! Он дает мне мою гребаную жизнь! Слава тебе, Господи. — Глаза Мэллоя горели огнем. — Так вот, мне она не нужна! Пока она принадлежала тебе, люди оставляли меня в покое. Как только им станет известно, что мы в расчете, меня прибьют максимум через три часа.

— Тогда просто уходи. От твоих проклятых доводов у меня раскалывается голова.

— Но я остаюсь под твоей защитой? — не унимался Мэллой.

— Остаешься, если тебя это устраивает.

— Еще как устраивает!

— Отлично. А теперь проваливай.

— Но раз ничего не изменилось, у тебя не должно быть от меня секретов.

Найтхаук выхватил пистолет и нацелил его на чешуйчатый нос Мэллоя.

— Видишь? — В голосе Ящерицы слышались обвинительные нотки. — Видишь? Я знаю, что ты променял меня на Ролика!

— Ролик всегда держит рот на замке и не дает мне непрошеных советов, — ответил Найтхаук. — А вот про некоторых картежников я такого сказать не могу.

— Ладно, ладно, ухожу! — с горечью воскликнул Мэллой. — Но когда-нибудь ты пожалеешь, что так грубо обходился со мной.

— Я спас тебе жизнь, — усмехнулся Найтхаук. — Разве этого мало? — Тогда и разберемся, — пробурчал Мэллой, двинувшись к стойке.

— Между прочим, он прав, — заметил Рождественский Пастырь.

— Вы советовали мне забыть про Мелисенд, — вырвалось у Найтхаука. — А теперь советуете быть помягче с Мэллоем?

— Я про другое. Здесь действительно фиксируется каждое слово и движение.

— Вы предлагаете поговорить на улице?

Рождественский Пастырь задумался, покачал головой.

— Нет. Я думаю, ни один из нас не скажет ничего такого, что нельзя будет повторить в присутствии Маркиза.

— Хорошо, —

кивнул Найтхаук. — Выкладывайте.

— Нам надо обсудить планы на будущее, Джефферсон.

— Вроде бы мы их обсуждали, возвращаясь с Аладдина.

— Тогда обсуждали одно, сейчас надо обсудить другое.

— А что изменилось?

— У меня дурное предчувствие, — ответил Рождественский Пастырь. — Маркиз очень уж стремится простить тебя за невыполненное задание.

— Я же привез вас сюда. Это даже лучше.

— Я знаю, что впереди у тебя целая жизнь, но поверь мне: преступники живут сегодняшним днем. В принципе он не против заключить со мной сделку, но это не значит, что он оставит попытки прибрать к рукам мое золото и картины Мориты. Короли преступного мира иначе вести себя не умеют. Мне-то есть смысл заключить с ним сделку. А вот ему такая сделка не столь выгодна.

— Но вы же заминировали трюм.

— Еще один неприятный момент. Он не сможет долго продержаться у власти, если позволит людям таким вот способом ставить под вопрос его могущество. Черт, да этим он просто предлагает своим головорезам сначала минировать награбленное, а потом вести с ним переговоры на предмет раздела. Я бы подобной наглости не допустил, не допустит и он.

— Но он допустил.

— Это меня и тревожит.

— А что его побудило?

— Ума не приложу. Однако ясно одно: ко мне это не имеет никакого отношения.

— Почему нет?

— Потому что мои планы формировались до того, как я встретился с Маркизом, и я ни на йоту от них не отошел.

— Если его мотивы никак не связаны с вами, тогда с…

— Разумеется, с тобой, — последовал ответ. — Ты не подчинился его приказу. Пусть ты и не убил его шпиона, но не ударил пальцем о палец, чтобы спасти его. Вот я и задаюсь вопросом: а почему ты до сих пор жив? Он ничего не боится и может в любой момент раздавить тебя. Он не альтруист, потому что альтруизм и Маркиз несовместимы. Он не забыл твоего прегрешения, просто предпочел его игнорировать. Почему? И почему четырехмесячный клон внезапно стал его заместителем?

Найтхаук обдумал услышанное.

— Я не знаю, — наконец признался он.

— Вот и я не знаю, — вздохнул Рождественский Пастырь. — Но должна быть какая-то причина. — Он пристально всмотрелся в Найтхаука. — Зачем ты здесь?

— Я вам говорил.

— Хорошо, тебя послали. Кто?

— Марк Диннисен, адвокат Вдоводела с Делуроса VIII.

— Он послал тебя на Тундру?

— Нет. Он послал меня в Пограничье. А сюда я прибыл по приказу Эрнандеса, начальника службы безопасности Солио II.

— Что вас связывает?

— Меня создали благодаря его стараниям.

— Интересно.

— Правда?

— Правда. Но мы чего-то не знаем. А если знаем, то не можем сложить одно с другим.

— Дурное предчувствие у вас, — напомнил Найтхаук. — Я не понимаю, чего вы так заволновались.

— Что-то здесь происходит, причем ниточки тянутся на Солио II, а может, и на Делурос VIII. Я думаю, нам очень даже неплохо рвануть отсюда, пока есть такая возможность. Слишком многое мне тут не нравится.