«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Кром Михаил Маркович

В соответствии с изложенным выше замыслом исследования, предлагаемая книга состоит из двух частей. В первой части анализируются перипетии борьбы за власть при московском дворе в 30–40-х гг. XVI в., которая рассматривается как одно из проявлений острого политического кризиса, вызванного фактической недееспособностью государя. Выделяются отдельные фазы кризиса, уточняются его хронологические рамки. Во второй части работы изучается механизм центрального управления «при боярах»: ставится вопрос о разграничении функций между государем и его советниками-боярами, анализируется персональный состав и компетенция дворцовых учреждений, Казны и дьяческого аппарата. Заключительные главы книги посвящены изучению направлений внутренней политики 30–40-х гг. XVI в. и ее связи с предшествующей и последующей эпохами.

3. Источники

В ходе исследования была предпринята попытка учесть все известные в настоящее время материалы, относящиеся к истории 30–40-х гг. XVI в., как опубликованные, так и архивные. С этой целью были проведены разыскания в архивохранилищах Москвы, Петербурга и Вологды; изучены также отдельные коллекции документов в Главном архиве древних актов в Варшаве, Ягеллонской

библиотеке (Краков) и Тайном государственном архиве Прусского культурного наследия (Берлин).

Что касается видов использованных источников, то каждая часть книги имеет свою специфику. Первая — событийная — часть исследования построена главным образом на нарративных источниках; вторая часть, которая посвящена структурам центрального управления, основана на актовом материале.

Незаменимым источником информации о перипетиях борьбы за власть при московском дворе в изучаемую эпоху остаются летописи. Выше уже были упомянуты два крупнейших официальных памятника, в которых отразились события «боярского правления»: Воскресенская летопись (повествование в ней обрывается на 1541 г.) и Летописец начала царства. Оба произведения очень тенденциозны, что порой ставит историка в сложное положение, особенно в тех случаях, когда указанные летописи прямо противоречат друг другу (как, например, в рассказе об аресте удельного князя Юрия Дмитровского), а иных источников информации нет. К счастью, подобные ситуации возникают нечасто, поскольку ключевые эпизоды 30–40-х гг. XVI в. отразились не в одном-двух, а в трех-четырех различных летописных текстах, что дает возможность для сопоставлений и необходимых корректировок. Особо нужно подчеркнуть значение сравнительно раннего (конец 1540-х гг.) и хорошо осведомленного о придворной жизни Постниковского летописца. Ценны и свидетельства новгородских и псковских летописей, которые представляют ряд эпизодов совершенно в ином свете, чем официальное московское летописание.

От царского архива XVI в. до нашего времени дошли только отдельные фрагменты, но среди сохранившихся дел есть настоящие жемчужины, как, например, челобитная Ивана Яганова, тайного осведомителя великого князя при удельном Дмитровском дворе, написанная на имя юного Ивана IV в первой половине 1534 г. [53] В том же ряду нужно упомянуть комплекс документов, относящихся к переговорам великой княгини Елены Глинской и митрополита Даниила с удельным князем Андреем Ивановичем весной 1537 г., накануне Старицкого «мятежа»; часть этих грамот остается неопубликованной [54] .

53

См.: Кром М. М. Челобитная и «запись» Ивана Яганова // РД. М., 2000. Вып. 6. С. 17–24.

54

РГАДА. Ф. 375 (Исторические сочинения). 1537 г. Д. 1.

Тайны московского двора живо интересовали соседей Русского государства, поэтому немало сведений о политической жизни России 30–40-х гг. сохранилось в источниках иностранного происхождения. Они, в частности, проливают новый свет на персональный состав опекунского совета при юном Иване IV в первые месяцы после смерти его отца, Василия III, и прямо говорят об особой близости правительницы Елены Глинской с боярином кн. И. Ф. Овчиной Оболенским, о чем русские источники предпочитают деликатно умалчивать [55] . Весьма информативны также показания перебежчиков о расстановке сил при московском дворе летом 1534 г., отложившиеся в архиве тогдашнего литовского гетмана Юрия Радзивилла [56] .

55

См.: Кром М. М. «Записки» С. Герберштейна и польские известия о регентстве Елены Глинской // ВИД. СПб., 1994. [Т.] XXV. С. 77–86.

56

Упомянутые документы опубликованы автором этих строк вместе с другими материалами Радзивилловского архива первой половины XVI в., см.: РА. М.; Варшава, 2002. № 31, 32, 38, 39, 45, 46. С. 85–87, 96–100, 113–117.

Разумеется, многие слухи о событиях в Московии, которые пересказывали друг другу польские и литовские сановники и которые узнавал от своих виленских корреспондентов прусский герцог Альбрехт [57] , на поверку оказываются недостоверными. Но и они представляют несомненный интерес для исследователя как источник для изучения настроений и ожиданий, существовавших в русском обществе в тот или иной момент на протяжении 1530–1540-х гг.

Ключевое значение для исследования центрального правительственного аппарата и его функций имеют официальные акты. Их систематическое изучение применительно к описываемой эпохе было начато С. М. Каштановым; им же в 1958 г. впервые опубликован хронологический перечень иммунитетных грамот 1506–1548 гг. [58] В результате усилий нескольких поколений ученых за полвека, прошедшие со времени публикации этого перечня, были выявлены, каталогизированы и частично изданы многие десятки грамот периода «боярского правления» [59] . Эта работа была продолжена в ходе настоящего исследования; в итоге на сегодняшний день удалось учесть более 500 жалованных и указных грамот, выданных от имени Ивана IV в 1534–1548 гг. (каталог этих документов помещен в Приложении I к данной книге).

57

Переписка польских и литовских сановников за интересующие нас годы опубликована в следующих изданиях: AT. Т. XVI–XVIII. Poznac, 1960–1999; Elementa ad Fontium Editiones. Romae, 1979. Vol. XLVII.

Там же опубликованы письма, которые получал герцог Альбрехт Прусский от своих корреспондентов из литовской столицы. Информация о московских делах, приходившая в Кенигсберг из Ливонии, остается пока не изданной; соответствующие письма хранятся в герцогском архиве (GStAPK. Herzogliches Briefarchiv, D). Хорошим подспорьем в архивных поисках могут служить опубликованные недавно краткие регесты: Herzog Albrecht von Preussen und Livland (1534–1540): Regesten aus dem Herzoglichen Briefarchiv und den Ostpreussischen Folianten / Bearbeitet von St. Hartmann. K"oln u.a, 1999.

58

ХП. Ч. I; Каштанов С. M. Социально-политическая история. Гл. IV–VI; Его же. Очерки русской дипломатики. М., 1970. С. 53–149.

59

Значительный вклад в актовое источниковедение XVI в. внесли В. Д. Назаров, Б. Н. Флоря, Л. И. Ивина, С. Н. Кистерев, А. В. Антонов, К. В. Баранов, А. В. Маштафаров и другие исследователи; их работы цитируются далее на страницах данной книги.

Хотя все официальные акты издавались от государева имени, исследователь может по упоминаниям в тексте, особенностям формуляра и пометам на обороте грамоты установить, какое должностное лицо на самом деле распорядилось выдать данный документ. Это дает возможность судить о роли того или иного сановника в повседневном управлении, а также о распределении функций между ведомствами (например, между Казной и дворцами) [60] .

Особенно велики информативные возможности так называемых несудимых грамот, которые предоставляли землевладельцам иммунитет от суда местных властей (наместников и волостелей) и подчиняли их суду только высшей инстанции. Наблюдения над формуляром грамот этого типа позволяют уточнить юрисдикцию разных должностных лиц (бояр, казначеев, дворецких), а также внести ряд коррективов в привычные представления о губной реформе конца 30–40-х гг. XVI в.

60

Подробнее методика анализа актового материала, применяемая в данной работе, охарактеризована в седьмой главе книги.

Для просопографических штудий, т. е. изучения карьер бояр, дворецких, казначеев и дьяков исследуемого периода, важнейшим источником наряду с актовым материалом служат разрядные книги [61] , в которых отмечались воеводские назначения и довольно точно (по сравнению с другими источниками) указывались придворные чины. Ценную информацию о положении того или иного сановника при дворе можно почерпнуть в посольских книгах, в которых помещались списки лиц, присутствовавших на дипломатических приемах [62] . Для уточнения даты смерти интересующих нас лиц первостепенное значение имеют записи в монастырских вкладных книгах, особенно в Троицкой книге, в которой фиксировались точные даты вкладов, в том числе — поминальных [63] .

61

РК 1598. М., 1966; РК 1605. Т. I. Ч. 2. М., 1977.

62

Наибольшее значение имеют книги сношений с Литвой и Польшей (за интересующий нас период они сохранились от 1533–1537 и 1542–1544 гг.: Сб. РИО. Т. 59. СПб., 1887. С. 1–263) и с Крымом (сохранились за 1533–1539 и 1545–1548 гг., не опубликованы: РГАДА. Ф. 123. Кн. 8, 9).

63

ВКТСМ.

В своей совокупности охарактеризованные выше источники составляют надежную основу для изучения поставленных в данном исследовании проблем [64] .

Часть I

Кризис власти и борьба за власть в 1530–1540-х гг

Глава 1

Завещание Василия III и учреждение опеки над малолетним Иваном IV

Великий князь всея Руси Василий Иванович умер в ночь с 3-го на 4-е декабря 1533 г. Его старшему сыну и наследнику Ивану (будущему Ивану Грозному) было в ту пору три года от роду; второй сын Юрий едва достиг годовалого возраста. Кому же государь вручил перед смертью бразды правления и доверил опеку над своей семьей?

64

Приведенная здесь краткая характеристика призвана лишь дать общее представление о специфике и эвристических возможностях разных видов источников, использованных в работе. Подробные источниковедческие наблюдения вплетены в ткань повествования и содержатся в каждой главе книги.

Завещание Василия III не сохранилось. Исследователи приложили немало усилий, пытаясь выяснить его последнюю волю. Имеющиеся летописные свидетельства оставляют простор для различных интерпретаций событий поздней осени 1533 г.

Воскресенская летопись, памятник официального московского летописания 40-х гг. XVI в., кратко излагая предсмертные распоряжения Василия III, основную роль в них отводит митрополиту Даниилу и великой княгине Елене: благословив крестом сначала старшего сына, а затем младшего, государь «приказывает великую княгиню и дети своя отцу своему Данилу митрополиту; а великой княгине Елене приказывает под сыном своим государьство дръжати до возмужениа сына своего» [65] .

65

ПСРЛ. СПб., 1859. Т. 8. С. 285.