Вдовья трава
Шрифт:
Бабушка тем временем уже добралась до могилы дедушки. Она присела на деревянную скамеечку, вытянув больные ноги, и смотрела на памятник. Губы её слегка шевелились – бабушка то ли молилась, то ли разговаривала с покойным. Инга подошла к ней. Она слабо помнила деда при жизни, образ памятника сохранился в голове более отчётливо. Родители часто приезжали сюда в середине лета, с бабушкой, или без неё, но Ингу всегда брали с собой. Возможно, таким образом, они хотели сохранить в её памяти образ человека, которого она практически не видела при жизни, образ её предка. Дедушка тоже улыбался. Фотография нисколько не пострадала от времени, но снимок, с которого её изготовили, явно был старый, кое-где
– Крупа и хлеб – для птичек, пусть поминают, – вспомнила Инга слова бабушки.
Баба Даша встала, взяла веник, и принялась подметать землю внутри ограды, хотя подметать было нечего, могила дедушки всегда была в идеальном состоянии. Бабушка не упускала возможности лишний раз съездить или сходить сюда, чтобы навести порядок, либо же просила маму с папой.
– Домой, ба? – спросила Инга.
– Нет, внученька, я ещё похожу. Не всё обошла. Ты погуляй пока. Только далеко не уходи – мы скоро пойдём.
Инга побродила ещё, но чтение табличек ей скоро наскучило, и она просто пошла по тенистой аллее, надеясь наткнуться на что-то интересное. Дорожка шла всё дальше и дальше, вглубь леса. Новые надгробия появлялись всё реже и реже, чаще можно было увидеть старинные чугунные или стальные кованые кресты. Иногда кресты стояли простые, деревянные, но очень старинные. Удивительно, что они ещё не рассыпались от старости. В этой части кладбища уже давно никого не хоронили. Дальше пошли просто холмики. Без крестов. Некоторые больше напоминали кочки, чем могилы. Инга съёжилась от страха. Бабушка много раз говорила ей, что раньше часто приходилось хоронить детей, ведь не было поликлиник, прививки ещё не изобрели, да и рожать женщинам приходилось не в роддоме.
– А вдруг, это те самые детские могилки? – с ужасом подумала Инга.
Ей, действительно, стало страшно, внутренний голос тут же принялся искать другую причину существования столь маленьких холмиков. И нашёл. Любая куча земли со временем осыпается. Когда могилу метут или сгребают листву граблями, когда ветер в жаркую июльскую пору сдувает сухой песок – холмик уменьшается. И ещё много-много причин, по которым могила превращается в кочку. Стало немного легче. Далее высились заросли иван-чая. Кладбище закончилось. Может быть, закончилось. Точно сказать было нельзя, поскольку забор отсутствовал. Возможно, он упал от времени, а кому нужен забор в этой глуши? Вот и не стали ремонтировать, ведь кругом лес. Зачем лес отгораживать от леса? А может, кладбище продолжалось? А старые холмики просто скрывались в зарослях кипрея? Старые, никому не нужные. Никто ими не интересовался, никто не ухаживал, вот они и заросли.
Инга нашла тропинку и продолжила путь. Иван-чай дружил с крапивой. Жгучие листья, как стражники, защищали проход, обжигая даже через плотную ткань джинсов, кофточка и тем паче не спасала. Но возвращаться Инга и не думала. В ней проснулся исследователь, который интуитивно чувствовал впереди величайшее открытие, открытие века, и плевать ему было на крапиву. Наконец, иван-чай и крапива закончились. Дальше пошли сосны. Забор так и не появился, но это было неважно. Между деревьями уже сияло солнце, лес должен был скоро уступить место поляне, полю или лугу. И лес закончился. Внезапно.
Инга вышла на опушку. Это была даже не опушка – поляна. Возникшая среди леса, она сплошь поросла люпинами. Или была засеяна? Люпины росли так плотно друг к другу, что не оставалось сомнения в том, что кто-то изрядно здесь потрудился. Кроме люпинов ничего не было, ни травинки, ни кустика. На любой поляне можно встретить разнотравье, а здесь….. люпины и только люпины. Невидимый
– Эх, сейчас бы подняться ввысь на воздушном шаре! – у девушки созрела уверенность, что это картина.
Картина, написанная не маслом, не акварелью, а люпинами. Невидимый садовник оказался настоящим художником. Он нарисовал цветами картину, увядающую осенью и расцветающую весной. Но, это лишь игра воображения. Откуда здесь, в такой глуши, мог появиться садовник-художник. Кому он мог показать здесь своё творчество? Пилотам пожарных вертолётов? Тогда почему в глуши, среди леса? Можно было соорудить всю эту красоту и на лугу около деревни. Только не было никакого художника. Всё это великолепие создала природа. Она, и только она, причастна была к этому люпиновому морю. Значит всё это – ничьё! Рука непроизвольно потянулась к цветам. Они были горячими. Хотя солнце и палило яростно, но никогда, даже в самый жаркий и удушливый июльский день, оно бы не смогло так разогреть растения. Цветы сами источали тепло. Что-то магически пугающее существовало и в этом тепле, и в аромате, и в буйстве красок. Но что? Инга не знала, и боялась. Это всё равно, что схватить за хвост гадюку. Рука застывает на полпути, потому что разум подаёт сигнал: «Берегись!». Какую опасность таили цветы, неизвестно, но рука застыла в воздухе. И не зря.
До ушей девушки донёсся шёпот. Он был довольно громкий, но слов разобрать было невозможно, словно шепчущий обращался к ней на иностранном языке. Инга с тревогой оглянулась – никого. Да и откуда здесь взяться людям? Только, если хозяин пришёл навестить свои угодья… Снова шёпот. Звук шёл откуда-то снизу. Она опустила голову пониже. Звук усилился.
– Что за ерунда? – Инга наклонилась ещё ниже.
Шёпот вновь усилился, но уловить смысл слов было невозможно – ни одного знакомого слова, полная бессмыслица.
– Лечиться тебе пора, девонька! – Инга, с тревогой, в который раз оглянулась по сторонам.
Ни единого следа, ни единой тропинки через поляну. И в деревне о ней никто никогда не говорил. А может, она уже и не у деревни? Бывают же случаи: идёт человек, идёт, и оказывается за тысячи километров от дома. Да нет, не может быть. Но ещё кое-что странное, кроме шёпота, покрывало пупырышками её кожу, и заставляло всё холодеть внутри: на цветах не было насекомых. Как на картошке. Но с картошкой всё ясно – на её цветках Инга никогда не видела пчёл или шмелей, даже мухи облетали картофельные поля стороной. Но люпины, это отличный медонос, в такую жару здесь просто обязаны быть насекомые. Но их не было ни на одном из цветков этой большой клумбы.
– Они просто не нашли сюда дорогу, – успокаивало Ингу её сознание.
– А может, они чего-то боятся? – говорил страх.
Поляна уже не казалась девушке такой весёлой и радостной. Словно порыв ветра сдёрнул с неё фальшивое покрывало, приоткрыв бездну мрака и ужаса. Инга испугалась, на этот раз серьёзно. Она уже развернулась, чтобы дать дёру, но сознание подбросило очередную ценную мысль:
– Нарви цветов! На могилу дедушке.
Инга стояла на самом краю поляны, в цветы она так и не зашла, около её ступней суетились муравьи, но и они тоже не хотели заходить туда, они тоже боялись. Инга стремительно развернулась и зашагала назад. Она не бежала, а просто быстро шла. Она и сама не знала почему, но ей хотелось немедля убраться с этого места