ВДВ. С неба — в бой
Шрифт:
На следующее утро всех участников сбора построили на окраине палаточного городка. Здесь же была сосредоточена вся боевая техника мотострелков, с которой нам предстояло познакомиться. Стоим на солнцепеке, слушаем монотонную речь о технических характеристиках той или иной техники. Вся эта техника была на вооружении Сухопутных войск. Мы тихонько критиковали организаторов сбора. Могли бы для приличия на левом фланге поставить нашу боевую машину. Рябченко нас одернул, слишком громко разговариваем. Из новинок боевой техники заслуживала внимание система залпового огня «Ураган». «А на кой хрен нам нужен такой сбор?» И надо же случиться, в тылу строя шатался член Военного совета армии, наш разговор он слышал. Много дерьма вышло из его глотки в наш адрес: «Да я вас оставлю здесь на неделю, пока не изучите технику, мать вашу. Зачеты буду лично принимать». Комдив все это молча слушал, слушал, а потом и говорит: «Мы согласны остаться, если ты согласишься командовать дивизией». От услышанного он опешил, но понял, что не с теми связался, ушел. Само собой разумеется, Рябченко нам также высказал свое командирское «фэ». Второй день сбора был несколько интереснее, нам на практике показали, как стреляет система «Ураган». До ближайших гор было километров пятнадцать. Огонь вела одна установка, зрелище неописуемое. Вой, стон и пыль были кругом. Выход ракеты из ствола со стороны наблюдался с большим интересом. Сначала сноп огня, выход ракеты, а затем включается маршевый двигатель, и она с воем, грохотом устремляется в направлении гор. Кажется, что ракеты догоняют друг друга, а через несколько секунд на горе появляются огромные столбы дыма и пыли от разрывов. Прошло около минуты, прежде чем до нас дошел звук разрывов. Еще некоторое время послушали выступление артиллериста, и на этом сбор окончился. После сытного обеда поблагодарили комбата за гостеприимство и выехали на аэродром, а к исходу дня нас уже встречал Кабул. Комдив и офицеры уехали в штаб, а я зашел в роту, чтобы узнать от Комара, какие дела вершились в мое отсутствие. Зря волновался, в роте был порядок. В штабе встретил Петрякова, вот он меня обрадовал: «Собирайся в плановый отпуск, завтра будет самолет на Фергану. По прилете зайдешь к Наташе и передашь подарок». Его дочь была замужем за сыном одного нашего майора и жила в Фергане. Сборы в отпуск были недолгими. Предупредил Павлова, что он продолжает руководить разведкой дивизии, пока я буду в отпуске. Чуть свет, без завтрака, я уже был на аэродроме. Вскоре на горизонте появился «Ан-12» из Ферганы. Офицеры экипажа были все знакомыми. Наконец самолет разгрузили, но нет командира с полетным листом. Посылаю за ним машину разведчиков к диспетчеру. Через несколько минут появился командир: «Миша, не волнуйся, через полтора часа будешь дома». Заходим с командиром в салон, и тут же начинают раскручиваться двигатели, через минуту-другую самолет разгоняется и отрывается от бетонки. Делает коробочку в Кабульской чаше и ложится на нужный курс. Прямо с борта радист связывается с Ферганой, передает мою просьбу Агузарову, чтобы Вадим меня встретил около самолета. Через час внизу появляются знакомые ориентиры. Вот показались дымящиеся трубы завода в Киргили. Через несколько секунд под грузовой кабиной послышался металлический шум выпускающихся колес. Внизу промелькнула улица Фрунзе, а вот совсем низко улица Чек-шура. Слева по ходу показалось здание аэропорта. Сердце от волнения стало биться чаще. Вот двигатели загудели на торможение, самолет развернулся и покатил на стоянку напротив диспетчерской. Прильнул к иллюминатору, вижу Вадима, стоящего около «уазика». Приехал дружище, не забыл еще своих, подумал про него. Техник открывает дверь, экипажу кричу слова благодарности и по стремянке слетаю вниз. «Ну, здорово, друг», — и крепко обнимаю Вадима. «Ну как ты там?» — спрашивает он меня. «Да живой еще». — «Миша, через полчаса я провожу совещание, отвезу тебя домой и сразу возвращаюсь в штаб, а вечером встретимся». — «Как скажешь, Вадим». Минут через десять нажимаю звонок и через щель в почтовом ящике вижу сына, который идет открывать дверь. «Здравствуй, сынуля». Слышу голос жены: «Гена, кто там?» Показываю ему жестом, мол, молчи. Не дождавшись ответа, жена выходит на веранду, увидев меня, тоже растерялась и молчит. На разговоры вышла теща: «Ну, вот и зять прибыл. Ну, здравствуй, Аника-воин», — и рассмеялась. Ужинали, как и раньше, всей семьей. Говорили долго. В основном они меня расспрашивали, но больше всего мы беседовали с сыном. Его интересовало все и даже сувенирные макеты машин, которые я ему привез и которые он бережно хранил долгое время. Отдохнул немного в Фергане. Повидался со своими друзьями, не забыл навестить и альпинистов. У них как раз был заезд в горы новой смены, и почти все мои друзья собрались на центральной базе в Фергане на улице Аэродромной. Одним словом, получилась памятная встреча. Через неделю всей семьей убыли в Белоруссию. Помню, на Белорусском вокзале в зале для военнослужащих работал телевизор. И надо же, показывали вывод из Афганистана ракетного дивизиона и другой вспомогательной военной техники. Жена мне говорит: «После отпуска поедешь не
На следующее утро мы уже были в гостях. Родители и мои друзья детства собрались за столом. Не вижу младшего брата Владимира. «Мама, а где Володя?» — «Поступает в Черниговское военное училище летчиков», — сказал с гордостью мне отец. Судьба в тот момент ко мне была благосклонна, и на следующее утро на пару дней после успешной сдачи экзаменов приехал домой Владимир. Сколько было радости, особенно радовалась наша мама. Да, на этот раз мы встретились всей семьей. Она от нас и внука глаз не отводила. Отпуск проходил быстро, и с каждым днем настроение стало заметно портиться. Настал тот день, когда пришлось распрощаться со своей семьей, родными и вернуться в Афганистан. После отпуска с трудом стал перестраиваться на военный лад, по новой привыкать к боевым действиям и походной жизни. Перемирие к моему возвращению закончилось, от него пользу получили только одни душманы, а мы остались с носом. Через пару дней мне уже пришлось участвовать в боевых действиях севернее Кабула. И то, что я видел по телевизору на Белорусском вокзале, оказалось не более чем самообманом. Руководителем операции был комдив. Разгром большой банды, которую мы зажали в кишлаке, был еще в полном разгаре. Казалось, совсем рядом слышны ухающие разрывы гранат и трескотня стрелкового оружия. По звуку боя трудно было определить, кто в кого стреляет. Банда, чувствуя безнадежность, сопротивлялась, предпринимала попытку за попыткой вырваться из окружения. Мы находились на небольшой возвышенности, на которой саперы наспех соорудили командный пункт. Вовремя заняли укрытие, пули нет-нет да и посвистывали над нашими головами, а иногда рядышком поднимали фонтанчики пыли. Около кишлака было большое виноградное поле, которое мешало вести наблюдение за действиями наших подразделений. Мы владели только той информацией, которую нам докладывали по радио командиры и разведчики. Командиры на войне основное внимание уделяют тому участку, откуда стреляют. Рассмотрев в бинокль кишлак, поле с виноградником, медленно перевожу окуляры выше кишлака и начинаю изучать сопки, что с северной стороны были совсем рядом с, кишлаком. Один из домов находился прямо под обрывом сопки. Вижу, что небольшая вооруженная группа пытается уйти в горы именно через двор этого дома, человек семь, не более. В этом месте кольцо блокирования полностью не было замкнуто, вот душманы, не будь дураками, и решили воспользоваться лазейкой. Из-за узости улиц и высоты дувалов командиры маневр духов видеть не могли. Передаю бинокль комдиву, тот смотрит и говорит: «Да это же духи!»
Я ухмыльнулся про себя, а то можно подумать, что это туристы. Рябченко, глядя в бинокль, говорит: «Надо связаться со Шпаком, пусть перенацелит ближайшую роту на уничтожение этой группы». Комдиву подсказываю, что выше этой сопки в горах находится разведгруппа лейтенанта Перепечина, которая должна уничтожать отходящие группы мятежников, вот мы ей задачу и уточним. «Дело говоришь, так будет оперативнее. А ты вот что, Михаил, давай с разведгруппой на перехват, может, успеете перехватить. Надо сделать все возможное, чтобы банда из кишлака не ушла». Пока командир мне давал ценные указания, Марченко группу привел в готовность. Мы рванули на окраину кишлака, насколько позволяла скорость. По ходу движения связался с Перепечиным и нацелил его на отходящую группу душманов. Скорость была приличной, на неровностях трясло так, как будто сидишь на камнедробилке. Казалось, мы успеем занять выгодный рубеж на путях отхода душманов, но не тут-то было. Мы наткнулись на заливной участок виноградного поля. Машинам дальше хода нет, а продолжать движение в обход — значит потерять время, которого у нас и так было в обрез. Механикам-водителям отдал указание боевые машины рассредоточить и, самое главное, быть с ними постоянно на связи, а сам с группой что есть духу стал подниматься по склону сопки. Связист немного отстал, к нему подбежал на помощь Марченко. Метров через триста мы и духи увидели друг друга. Мы сразу к бою, а душманы продолжают бежать в сторону спасительного для них оврага. Открываем огонь. Двое бандитов падают. Остальные разворачиваются и знакомым маршрутом по лощине убегают обратно в кишлак. В лощине они скрылись от нас. Все происходило на обратных скатах горы, и оперативная группа нас не наблюдала. Связался с комдивом и доложил, что часть душманской группы» возвращается в кишлак тем же путем, что уходила. В данной ситуации нам повезло, что мы встретились с бандой, а если бы минут на пять замешкались, духи нас бы встретили огнем из оврага. К этому времени они были бы уже в выгодном для себя положении, и неизвестно, какие последствия были бы у нашей группы. Артиллерию и вертолеты в данном случае было бы применять небезопасно. Уж слишком близко находились свои и чужие. Марченко передал «коробочкам» (так в боевой обстановке по радио называли боевые машины), что уцелевшие бандиты убегают обратно в кишлак. Необходимо внимательно наблюдать за горой и, как только душманы выйдут на открытую местность, открыть по ним огонь, не дать им возможности спрятаться в доме. Мы начали движение вниз по обратному склону и через несколько минут услышали интенсивную пулеметную стрельбу, которая перемежалась орудийными выстрелами боевых машин. Продолжалась стрельба долго, и, когда мы подошли к технике, старший нам показал дом, в котором небольшой группе душманов все же удалось спрятаться. «Троих мы завалили, я сам это видел», — продолжал свой рассказ наводчик-оператор. «В этот же дом с другой высотки тоже около пяти человек успели забежать», — дополнил рассказ механик Ковалев. Результаты наблюдения доложил на командный пункт оперативной группы. Комдив: «Отведи людей, сейчас начнет по дому работать артиллерия». Отвели людей и технику метров на пятьсот от виноградника. И тут же из района командного пункта сверкнуло несколько молний. Через секунду дом, в котором укрылись около десятка душманов, заволокло густой пылью. Прошло некоторое время, и облако пыли стало медленно заволакивать северную часть кишлака, что мешало артиллеристам вести наблюдение за разрывами снарядов. Тем не менее в кишлаке бой продолжался. Комбат напрямую вышел по связи с Рябченко и докладывает ему, что видит группу душманов, которые уходят в сопки, на них стрелковым оружием воздействовать нельзя, и дает примерные координаты цели. Несмотря на просьбы комбата, артиллерия почему-то молчала. До меня дошло, что артиллерия в таких условиях запыленности огонь вести не может, есть опасность накрыть своих. Однако и ждать, пока пыль рассеется, тоже смысла нет. Мятежники уйдут в горы, а там мест, где можно спокойно отсидеться, предостаточно. Мои суждения прервал радист Лисневский: «На проводе Перепечин», и протягивает телефонную трубку. «Разведгруппа наблюдает две небольшие банды, их общее направление движения на блокированный кишлак». Неужели в кишлаке скрывается важная фигура и мятежники спешат на выручку? Бред какой-то, и только. Передаю координаты банд на КП для авианаводчика, а затем разведчикам, чтобы обозначили себя красными дымами, вели наблюдение за ударами вертолетом и были готовы уточнить целеуказания, в боестолкновение пока не вступать. Пыль в кишлаке к этому времени осела, и артиллерия возобновила огонь по целям, которые указал комбат. Разрывы практически накрыли всю группу. В километре от кишлака на север летели две пары боевых вертолетов. Предупредили разведчиков о том, что сейчас в их районе будут работать вертушки. Спустя минуту издалека было видно, как вертолеты стали кружить над сопками и обрабатывать их НУРСами. Перепечин попросил еще нанести удар по тому же району. Израсходовав весь боекомплект, вертолеты улетели в Кабул на заправку. Тотчас наверху началась стрельба. Разведчики сами вышли на связь, доложили, что ведут бой с остатками банд, и запросили огневой поддержки. Просьбу передал авианаводчику, тот своим соколам. Разведчикам передаю, чтобы обозначили себя дымами и наблюдали за воздухом. «Понял», — получил ответ сверху. И снова в воздухе карусель, и снова слышны разрывы снарядов, стрельба авиационных пушек. Разведчики сверху передают, что после такой работы вряд ли кто уцелел. Напомнил парням, чтобы собрали трофеи и возвращались в лагерь. Только переговорил со своими, как комдив дает команду на возвращение. В кишлаке стрельба потихоньку стала затухать. Минут через тридцать подъезжаю к лагерю. Спускаюсь в укрытие. Вижу, рядом с комдивом генерал из Москвы. Спрашиваю разрешения у московского гостя обратиться к комдиву. Мне показалось, что гость немного смутился от моего обращения. Рябченко точно в лице изменился и мне с раздражением: «Надо начмеда сопроводить до кишлака, в третьей роте есть раненый солдат, вертолет там не сможет сесть. Попрошу тебя соблюдать осторожность». Здесь я Рябченко напрочь добил. Спросил у генерала Спирина разрешение выполнять приказ комдива. Да, видеть бы глаза комдива в тот момент. На ходу бросаю Марченко, что едем в кишлак, и тут же спрашиваю у Лисневского, как дела у разведчиков в горах. «Возвращаются в лагерь», — ответил радист. Затем уточнил у комбата, как безопаснее подъехать за раненым. «Подъезжайте к площади». И в это время в небо взметнулась красная ракета. «Ракету видели? — спросил комбат. — Это для вас ориентир общего направления». — «Понял, начинаю движение». Дорога извилистая и тяжелая. Подъехали к кишлаку и через некоторое время уперлись в узкую улочку, пришлось спешиться и дальше идти пешком. Марченко с небольшой группой впереди, а мы с начмедом в сопровождении Куранова, Сафарова, Ивонина и радиста Лисневского несколько сзади. Метров через триста встретились с ротным. Забрали раненого. Хамаганов, врач, осмотрел его, поправил перевязку, сделал обезболивающий укол и сказал, жить солдат будет. Солдаты, которые несли раненого, попросили воды. Я спросил у ротного, есть ли патроны. Боеприпасы есть, с водой туго. Мы отдали пацанам всю воду, которая была при нас. Солдаты стали прощаться с раненым товарищем. Ротный нас предупредил, что в кишлаке еще есть притаившиеся душманы, будьте осторожны. На этом мы расстались. Ротный с солдатами ушел в кишлак, а мы с раненым к технике. Идем по правилам войны в готовности к открытию огня. Кругом высокие, глухие стены домов, попадаются разрушенные дувалы, и вдруг впереди раздался одиночный выстрел, и тут же в ответ несколько очередей. «Стой, сволочь», — слышу крик Куранова, и снова очередь, а затем и вторая. Дух притаился в огороде, а когда разведчики проходили мимо проема в дувале, не выдержал и выстрелил, но от волнения промазал. Чем и воспользовались наши. Стрелял душман из буровской винтовки. В кармане пиджака нашли только листки из Корана. Винтовку прихватили с собой. Раненый солдат попросил пить, а мы воду отдали его товарищам. Потерпи маленько, утешил его Хамаганов, сейчас придем к технике, там есть вода. Минут через десять мы были около боевых машин. Тут же услышали шум приближающихся вертолетов. Через минуту-другую один из них совершил посадку около лагеря, другой продолжал барражировать в небе. На бронетранспортере подвезли раненого прямо к вертолету. Начмед проконтролировал погрузку, уточнил фамилию, подразделение, в котором проходил службу солдат. Техник закрыл кабину, и тут же вертолет взмыл в небо и взял курс на Кабул. Проводив взглядом улетающие вертолеты, с начмедом по лощинке направился на командный пункт, чтобы доложить комдиву об отправке раненого в Кабул. Гостей из Москвы не было. Рябченко уже нетерпеливо поглядывал в мою сторону. Внимательно выслушал доклад, а потом начал: «Михаил, научись фильтровать, кто из Москвы к нам приезжает как начальник, а кто просто как полковник». — «На мой взгляд, кто из Москвы, тот и начальник», — возразил я комдиву. «Да, Спирин был командиром Кировабадской дивизии, а сейчас в Москве на полковничьей должности. Понял?» — «Сейчас понял», — согласился с командиром. Постепенно комдив успокоился, и разговор вошел в служебное русло. «Послушай, твои разведчики себя молодцом показали. Михаил, как ты думаешь, Ленцов с Марченко заслужили ротные должности?» — «Конечно. План ротации разведчиков уже давно у Нежурина в кадровой службе, Комар и Литош на должности замкомбатов. Ленцов — командиром дивизионной разведроты, а Марченко — командиром полковой разведки». — «Хорошо, не возражаю, но ты мне напомнишь об этом по возвращении на базу, а то Нежурин еще тот кадр, может напрочь все похерить». — «Есть, товарищ генерал». К исходу дня наши войска перебазировались в другой район предполагаемых боевых действий.