Вдвоём
Шрифт:
Розетта пообещала, что не оставит меня и обязательно приедет на бал в честь помолвки, который устраивает распорядитель моего опекуна, поэтому расставались мы без слёз, хотя, откровенно говоря, я чувствовала себя весьма тревожно, садясь в экипаж, ожидающий меня за воротами академии.
Семестр закончился хорошо, а об остальном я обещала себе подумать уже на факультете эксперементорики.
Глава 8
Творение, соединяющее миры
Пока карета мерно покачивалась, унося меня в дом
«Так… бузить не буду. Впрочем, как и лезть на рожон. Свой ход я сделала — обезопасила себя со всех сторон. Теперь остаётся только смотреть, как воспримут такую вольность местные мужланы-шовинисты. Я даже ритуал стерплю… ничего… Если Даррелл, правда, сможет после этого загадочного обряда безболезненно трогать меня, придумаю ещё вариант… например проклятие именно для «любимого» жениха. Фантазии хватит на полчище таких крысёнышей! У меня ж теперь есть возможность изучать древние руны! Главное, не перемудрить и самой не превратиться во Франкенштейна. Руны — это чудесно, но во всём нужна мера… Мой Никита, как стал врачом, несколько раз на дню это говорил… Самое интересное, всю молодость я была пухтей, а как сын взялся за моё здоровье, похудела… Я всегда себя слишком любила. Полный человек, при хорошем здоровье, прежде всего слабый волей. Без вариантов! Просто ленится заняться собой! Я была такой — в правдивости этого наблюдения сомнений нет! Что-что, а признавать вину и слабость с возрастом — это удел разумного человека…»
Съехав в размышлениях к тоске по любимым, закуталась в плащ, расстроенно шмыгая носом.
«И как я могла упустить эту тоску у попаданок, у которых в другом мире так же оставались родные, друзья и близкие? Не описывала душевные терзания… Такое ощущение, что героиня забывала прошлое. Просто оставила его и радуется магии, а ведь магия — это не душевное тепло, которое тебе дарят любимые. Да — интересно, но не настолько, чтобы затереть память о былом».
Прошла неделя, а слёзы так же легко катились из глаз, стоило только вспомнить о Вовочке, Никитке, Анечке и Катюшке.
«Да хоть сотня лет пройдёт! Буду реветь белугой… Любовь, настоящая, искренняя, затмевающая твои желания и прихоти — она такая… Бессмертная!»
Ход кареты замедлился.
Выглянув в окошко, с безразличием окинула огромное поместье герцога Кейна, видневшееся вдали.
Мы почти приехали.
Впереди возвышался огромный дворец с острыми башенками-пиками.
Тоска медленно таяла, и незаметно подступило волнение. Пусть я — дитя города, да и резиденции видела покруче замка герцога Кейна, а ладошки вспотели.
Спрятавшись за шторкой, привела себя в порядок.
Когда карета подкатила к огромному крыльцу, на ступенях которого ровным строем замер рабочий персонал каменного шедевра архитектуры, я успела взять себя в руки и даже натянуть дежурную улыбку на губы. Память подсказывала, что Оливку тут любят, хоть она и дичилась, ничего не замечая в новых условиях.
— Мисс Ленокс, — склонилась передо мной в книксене юная девушка. Тиса — моя горничная.
— Доброго
— Мы очень рады вашему возвращению… — мрачный дворецкий, который при моём появлении засиял дружелюбием, полностью покорённый воспитанницей сиротского приюта ещё при её первом визите в особняк. — Мисс Оливия, Клара приготовила ваши любимые шоколадные кексы…
— Мистер Шармель, вы, как всегда, безумно внимательны.
— Завтра тяжёлый день… мы хотели скрасить вам приезд.
Лакеи сняли с кареты мои сумки и живо бросились в холл.
— Господин Кейн скоро прибудет, поэтому у вас есть время на отдых. Его Сиятельство сейчас у императора…
Слушая краем уха отчёт, который мне в принципе никто не должен предоставлять, вертела во все стороны головой, преодолевая ступеньку за ступенькой, пока меня вели всем табуном в холл огромного шедевра архитектуры.
Видеть замок в памяти Оливки, и находиться в нём самой — совсем различные впечатления.
Ленокс дом опекуна не нравился, а мне очень даже приглянулся!
Высокие потолки, изысканная лепнина, мебель, подобранная в одном едином стиле, имя которому — богатство, огромное пространство — это не могло не поражать колоритом!
Когда мы проходили мимо большой залы, взгляд на стоящий в её центре рояль сбил меня с темпа.
Я замерла, точно вкопанная.
Рояль… это было… как нож в спину.
«Соединяющее два мира творение, музыка которого может убить, вдохновить или облегчить боль, разрывающую изнутри…»
В детском саду музыкальные занятия я вела под баян, но колледж закончила по двум видам инструментов: баяну и фортепиано. Видеть родственника последнего было так же дико, как если бы я вдруг научилась дышать под водой!
Мои сопровождающие по инерции продолжали идти, а у меня руки задрожали.
Пальцы закололо.
Хотелось коснуться рояля, его клавиш, успокоить душу… сказать ей, что я помню… помню тех, кого мы с ней так любим!
Сойдя со ступени парадной лестницы, как заворожённая, я вошла в огромную комнату с колоннами.
«Кажется, я не дойду…» — ноги подкашивались, несмотря на молодое тело.
С каждым шагом я превращалась в ту старушку, что заснула в объятьях своего мужа самой счастливой женщиной на свете.
На круглый стул с красивой спинкой я практически упала.
Слуги герцога Кейна молчали. Они обнаружили свою пропажу практически сразу, но задаваться вопросами или просить меня возвратиться обратно, не спешили.
Они будто чувствовали, что я сейчас в том состоянии, в котором человека лучше не беспокоить.
Черная крышка рояля с лёгкостью поддалась неуверенным движениям.
От вида белых и чёрных клавиш в груди сжалась тоска.
В горле пересохло, когда первый аккорд лёг на слух родным звучанием.
Прикусив язык до крови, взяла ещё пару трезвучий, которые сами по себе съехали в минорный лад.
Начало знакомого произведения, заставило меня сглотнуть солёную влагу. Душа умоляла о жалости… и я впервые поняла, что такое петь для себя…