Вечер трудного дня
Шрифт:
В конце лета вышла книга, которую переводил Стас. Пришли Марина и Кирилл, и они вместе отметили это событие.
Каждое воскресенье родители Стаса ходили на кладбище. Анна — нет. Но они не осуждали ее за это. Почему она должна была думать, что Стас там. Это ей только мешало продолжать любить его.
Когда-то, в тот месяц, когда они, бездомные, слонялись по холодной Москве, на Анну вдруг нашло озарение: она ясно поняла — источник ее любви не в Стасе и не в ней, а находится он где-то отдельно
И теперь она точно знала, что так оно и есть. Потому что источник их любви остался все там же, будто ничего не изменилось с уходом Стаса.
Спустя полгода умер Александр Иванович. Хотя ему не было еще и шестидесяти пяти. С утра поехал на работу, а днем позвонили уже из больницы: ему стало плохо в метро. И опять они сидели с Варварой Михайловной на кухне, и пили горячий чай. И Варвара Михайловна, качая седой головой с развившимся перманентом и как-то изумленно заглядывая Анне в глаза, спросила:
— Деточка, а как же ты это пережила? — И, угадав ответ, заплакала.
Потом Анна стала выходить на работу, а Варвара Михайловна сидела с внуком. И жизнь как-то шла и шла вперед, словно сама по себе.
Поначалу Стас часто ей снился. Это были нежные, полные взаимных признаний сны. И после этого Анна несколько дней ходила как помешанная, настолько явственным и сильным было присутствие Стаса.
Со временем сны стали сниться реже. Но по ним, по тому, что она в этих снах чувствовала и о чем думала, Анна опять вспоминала, как она его любила.
В гараже вместо старенького «москвича» Александра Михайловича давно стоял Стасов «фольксваген», и Анна решила воплотить свою давнюю мечту — научиться водить. Права она получила с первого же раза и ездила с удовольствием — за город с сыном и Варварой Михайловной или по Москве, но только очень рано утром или после девяти вечера когда спадал поток машин. И первое время на ладонях у нее, возле самого сгиба пальцев, были маленькие сухие мозоли, как тогда у Стаса.
Шли годы. Кирилл со своей академической женой и сыном уехал работать по контракту в Германию. Потом кто-то из знакомых сообщил, что «такая Светочка» снова вышла замуж.
В Петербурге не стало Таисии, которая жила так долго, что успела умереть в том же городе, в котором родилась.
Потом позвонила Катюха и рассказала про Левушку. А через полгода — про Серого.
Потом странно и одиноко умерла Аннина подруга-поэтесса.
Потом в своей Колхиде вспыхнула и сгорела Медея.
Потом незаметно угасла Варвара Михайловна.
И Анне стало казаться, что вокруг нее постепенно выключают свет: сначала в коридоре, потом в ванной, потом на кухне, потом в комнате… Но свет, который гас снаружи, начинал гореть внутри нее. И она совсем не считала, что этих людей теперь нет. И даже как будто не слишком переживала их уход. И некоторые знакомые называли ее «черствой». Но передать им свой опыт Анна не могла.
Потом она стала путаться, какие события произошли
Подруга Ленка растила дочь Арину, писала книги, преподавала. Между делом она вышла очередной раз замуж. Кажется, вполне окончательно, за человека, носящего ее девичью фамилию. В смысле — за своего однофамильца. Оттенок инцеста в этом союзе все же наблюдался. Себе Ленка никогда не изменяла.
Васёк долго преследовал Ленку. Правда, издалека.
И в конце концов, целиком отдался на волю, точнее, на произвол, другой своенравной дамы — русской филологии. И та даже родила от него несколько умных литературоведческих книжек и сборник стихов.
Фатьмуша родила от Фортуны Давида. То есть уравновесила свое мусульманство и мужнино православие вполне иудейским именем сына. Она всегда тяготела к гармонии. Какими-то неведомыми путями Фатьмуша устроилась работать в министерство культуры, в отдел международных взаимосвязей. По сути, на работе и дома она занималась одним и тем же делом.
Сашка с Ириной получили французское гражданство и вскоре развелись. Сашка реализовал свою детскую, еще на «Трех мушкетерах» замешенную любовь к Франции, став лучшим гидом по Парижу и его окрестностям. Его экскурсии с интересом слушали и сами французы. Он часто звонил Анне, рассказывал о своей работе и своих женщинах. Наверное, потому, что в жизни все давалось ему относительно легко, — он и выдумал себе забаву — покорение женщин. Но чаще всего эти крепости сдавались стареющему мушкетеру без боя.
У Анны опять все было по-прежнему. Павлик уже ходил в школу. Каждое лето Анна отвозила его на машине в Питер, на родительскую дачу. Погостив несколько дней, она возвращалась. Это была дорога, которой последний раз уезжал от нее Стас.
Больше всего на свете она любила теперь часы безостановочного, ничем не стесняемого движения, потому что в этом движении ей чудилась почти физическая победа пространства над временем.
Последнее лето тысячелетия выдалось теплым, полным сирени, прозрачных утр, душных полдней и мимолетных ярких гроз с лиловыми разрывами облаков, молниями и озоновой свежестью воздуха после.
Анна опять возвращалась в Москву. Солнце за ее спиной клонилось к закату. Только что кончилась гроза, и почти всю линию горизонта впереди аркой обнимала двойная радуга, а мокрый серебристо-серый асфальт казался, если смотреть на него пристально, морской переливающейся поверхностью. Анна опустила стекла с обеих сторон, и шум прибоя, такой, каким он бывает после короткой непогоды, ворвался в салон машины. И Анна впервые за много лет почувствовала кураж — как тогда, на поребрике, в ожидании автобуса, или на молу, когда она сидела, покачивалась на перилах, а Стас смотрел на нее потемневшими глазами.