Вечер в Византии
Шрифт:
— Кому вы звоните?
Крейг попросил телефонистку набрать номер гостиницы Уодли.
— Успокойся, Бейард, — сказал он, дожидаясь, когда его соединят.
— Вы говорите «успокойся». Вы ее отец. Вы спокойны? — Пэтти подошел и встал рядом с Крейгом, словно не доверяя ему и желая собственными ушами услышать все, что скажут по телефону.
Когда телефонистка в гостинице Уодли ответила, Крейг сказал:
— Monsieur Wadleigh, s'il vous plait. [35]
35
Будьте любезны, мосье Уодли (франц.).
— Monsieur Wadleigh n'est pa l`a, [36] —
— Что она говорит? — громко спросил Пэтти.
Крейг жестом велел ему замолчать.
— Vous ^etes s^ure, madame. [37]
— Oui, oui, — нетерпеливо ответила телефонистка, — il est parti. [38]
— Parti ou sorti, madame. [39]
— Parti, parti! — Телефонистка повысила голос. — Il est parti hier matin. [40]
36
Мосье Уодли нет (франц.).
37
Вы уверены, мадам? (франц.).
38
Да, да. Он уехал (франц.).
39
Съехал или уехал, мадам? (франц.).
40
Съехал, съехал! Съехал вчера утром (франц.).
— A-t-il laiss'e une adresse? [41]
— Non, monsieur, non! Rien! Rien! [42] — Женщина уже кричала. Фестиваль начинал сказываться на нервах гостиничных телефонисток. Связь прервалась.
— Ну, что вы узнали? — требовательно спросил Пэтти.
Крейг тяжело вздохнул.
— Уодли вчера утром расплатился и съехал. Нового адреса не оставил. Вот тебе урок французского языка.
— Что же вы теперь собираетесь делать? — спросил Пэтти. Вид у него был такой, точно он сейчас кого-то ударит. «Наверное, меня», — подумал Крейг.
41
Оставил он адрес? (франц.).
42
Нет, мосье, нет! Ничего! Ничего! (франц.).
— Собираюсь уложить вещи, — сказал он. — Уплатить по счету, поехать в аэропорт и улететь в Нью-Йорк.
— И не собираетесь искать ее? — с изумлением спросил Пэтти.
— Нет.
— Да что же вы за отец?!
— Отец как отец. Видимо, в наши дни таким и надо быть.
— Будь я ее отцом, я бы разыскал этого мерзавца и задушил собственными руками.
— Значит, у нас с тобой разные понятия о родительском долге, Бейард.
— Это же ваша вина, мистер Крейг, — с горечью сказал Пэтти. — Вы испортили ее. Своим образом жизни. Бросаетесь деньгами, словно они на деревьях растут. За девчонками бегаете, думаете, я не знаю об этой цыпочке —
— Ну хватит, Бейард. Конечно, сам я не могу тебя отсюда вышвырнуть, но это может сделать полиция. А даже маленький французский полицейский может причинить большому молодому американцу много неприятностей.
— Не надо мне угрожать, мистер Крейг, я ухожу. Об этом не беспокойтесь. Вы мне противны. И вы и ваша дочь. — Он двинулся было к выходу, но остановился. — Только один вопрос: вам приятно, что она сбежала с этой старой развалиной?
— Нет, — ответил Крейг. — Неприятно. Очень неприятно. — Он счел излишним напоминать Пэтти, что Йен Уодли значительно моложе Джесса Крейга. — И мне жаль тебя, Бейард. Честное слово. Я думаю, тебе лучше всего последовать совету Энн и забыть ее.
— Забыть ее! — Пэтти горестно покачал головой. — Легко сказать, забыть ее. Нет, мистер Крейг, этого я не смогу. Я же себя знаю. Не смогу — и все тут. Не знаю, смогу ли жить без нее, не то что забыть. — Лицо его исказилось, из груди вырвалось громкое рыдание. — Как вам это нравится, — пристыжено проговорил он, — я плачу. — Он резко повернулся и выбежал из комнаты, хлопнув дверью.
Крейг устало провел рукой по глазам. Во время бритья он присмотрелся к своему лицу и понял, что выглядит сегодня не лучше, чем Пэтти.
— Сукин сын, — громко сказал он. — Несчастный сукин сын. — Слова эти относились не к Бейарду Пэтти.
Он пошел в спальню и уложил последние вещи.
При регистрации в аэропорту служащий сказал ему, что его самолет вылетает с часовым опозданием. Сказал он это любезным тоном, словно подарок преподносил. Подарил лишних шестьдесят минут французской цивилизации. Крейг подошел к соседнему окошечку и послал Констанс телеграмму с извинениями. И только начал составлять телеграмму своей секретарше в Нью-Йорке, чтобы она встретила его в аэропорту Кеннеди и забронировала номер в гостинице, как услышал голос Гейл:
— Доброе утро.
Он обернулся. Она стояла рядом. На ней были тенниска и белые джинсы. Лицо скрывали чрезмерно большие темно-зеленые очки — такие были на ней в первое утро, она выбросила их потом в окно машины, когда они возвращались из Антиба. Наверно, она закупила их целую партию.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
— Провожаю одного друга. — Она улыбнулась, сняла очки и стала небрежно вертеть их в руке. Лицо у нее было свежее, взгляд ясный. Словно только что выкупалась в море. Отличная реклама достоинств марихуаны. — Портье сказал мне, когда вылетает самолет. Времени у тебя осталось немного.
— Портье ошибся. Самолет опаздывает на час, — сказал Крейг.
— Драгоценный час. — В ее тоне звучала ирония. — Добрая старая «Эр-Франс». Всегда оставляет время для прощания. Выпьем?
— Если хочешь, — сказал он. Отъезд оказался не таким легким, как он предполагал. Он поборол в себе желание пойти к столу регистрации пассажиров, попросить обратно багаж и сказать служащему, что раздумал лететь. Но он сдал телеграмму в Нью-Йорк, расплатился и, держа кожаную папку с «Тремя горизонтами» и перекинув через руку плащ, направился к лестнице, ведущей в бар. Появление Гейл его не радовало. После сцены с Пэтти встреча с ней только портила впечатление от ночи, проведенной вместе. Он шел быстро, но Гейл легко за ним поспевала.
— Ты странно выглядишь, — сказала Гейл.
— У меня была необычная ночь.
— Я не о том. Я еще ни разу не видела тебя в шляпе.
— Я надеваю ее, только когда путешествую, — сказал он. — Так уж получается, что всюду, где бы я ни выходил из самолета, идет дождь.
— Не нравится мне эта шляпа. Добавляет к твоему портрету другие штрихи. Обескураживающие. Делает тебя похожим на всех остальных.
Он остановился.
— Я думал, мы уже попрощались ночью. Сегодняшнее прощание вряд ли будет приятнее.