Вечерний свет (сборник)

Кинг Стивен

– Хорошо, что ты заглянул, – сказал Тимлин. – Я не хотел уходить, не попрощавшись.

Первое, что пришло в голову Робинсону: «Не спеши уходить», – но он понимал всю абсурдность такого ответа, и ему удалось промолчать.

– У меня выпало полдюжины зубов, – сказал Тимлин, – но это не главное достижение. За последние двенадцать часов из меня вышли почти все кишки. Самое жуткое: это почти не больно. Когда я лет двадцать назад страдал геморроем, и то было хуже. Боль еще придет – я много читал, и знаю, как все происходит, – но я не собираюсь ее дожидаться. Ты нашел аккумулятор, который искал?

– Да. – Робинсон

тяжело опустился в кресло. – Господи, Говард… Мне так жаль.

– А у тебя самого как самочувствие?

– Вроде нормально. – Хотя это была не совсем правда. У него на руках появилось несколько красных пятен, совсем не похожих на солнечные ожоги, и одно пятно – на груди, над правым соском. Они чесались. И еще… завтрак вроде не лез наружу, но желудок, похоже, был не особенно этому рад.

Тимлин наклонился вперед и постучал пальцем по шприцу.

– Демерол. Я собирался вколоть себе дозу и рассматривать фотографии видов Вермонта, пока не… пока не. Но потом передумал. Револьвер – самое то, я считаю. А ты бери шприц.

– Я еще не готов, – сказал Робинсон.

– Это не для тебя. Гэндальф заслуживает того, чтобы избавить его от страданий.

– Я думаю, может быть, он сожрал дохлого бурундука, – слабо возразил Робинсон.

– Мы оба знаем, что это такое. И даже если бы он сожрал бурундука, эта падаль настолько пропитана радиацией, что с тем же успехом он мог бы сожрать капсулу с кобальтом. Чудо, что он вообще продержался так долго. Будь благодарен за то время, что вы провели вместе. Такой вот маленький дар судьбы. Собственно, это и есть хорошая собака. Маленький дар судьбы.

Тимлин пристально посмотрел на Робинсона.

– Не плачь обо мне. Если будешь плакать, я тоже расплачусь, так что давай-ка без этой хрени. Настоящие мужики не ревут.

Робинсону удалось не расплакаться, хотя, если честно, сейчас он не чувствовал себя настоящим мужиком.

– В холодильнике есть еще упаковка «Будвайзера», – сказал Тимлин. – Не знаю, зачем я поставил его туда, но привычка – вторая натура. Принесешь нам по баночке? Лучше уж теплое пиво, чем вообще никакого; кажется, это сказал Вудроу Уилсон. Выпьем за Гэндальфа. И за твой новый аккумулятор. А я пока схожу малость позаседаю. И хорошо, если малость.

Робинсон пошел за пивом. Когда он вернулся в гостиную, Тимлина там не было, и не было еще минут пять. Вернулся он медленно, держась за стену. Штаны он снял и обернул вокруг пояса банное полотенце. Старик опустился в кресло, вскрикнув от боли, но все же взял банку пива, которую ему протянул Робинсон. Они выпили за Гэндальфа. Пиво было теплым, да, но не таким уж и противным. Все-таки это «Король всех пив».

Тимлин взял револьвер.

– Это будет классическое викторианское самоубийство, – сказал он, вроде бы даже довольный такой перспективой. – Пистолет к виску. Свободной рукой прикрываешь глаза. Прощай, жестокий мир.

– Я сбегу с бродячим цирком, – сказал Робинсон первое, что пришло в голову.

Тимлин от души рассмеялся, показав десны с немногочисленными оставшимися зубами.

– Это было бы мило, но я сомневаюсь. Я тебе не рассказывал, как меня в юности сбил грузовик? Молоковоз, как их называют наши британские кузены.

Робинсон покачал головой.

– Дело было в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом, мы тогда жили в Мичигане. Мне было пятнадцать. И вот

я иду по проселочной дороге, направляюсь к шоссе номер двадцать два, где я надеялся поймать попутку до Траверс-Сити, приехать в город и пойти в кино на двойной сеанс. Я замечтался о том, как у меня будет девушка – такая вся стройная, длинноногая, с высокой грудью – и сам не заметил, как вышел с обочины на проезжую часть. Молоковоз ехал с горки – водитель гнал, как сумасшедший – и сбил меня, что называется, в лоб. Если бы цистерна была полная, я бы, наверное, так и остался лежать на той дороге, но она была пустая и не такая уж тяжелая, так что я выжил, и благополучно дожил до семидесяти пяти лет, и на собственном опыте испытал, что значит засрать весь унитаз, который давно не смывается.

Вряд ли на это существовал адекватный ответ, и Робинсон промолчал.

– Помню, как солнечный свет вспыхнул на лобовом стекле этого молоковоза, когда он проехал вершину холма, а потом… ничего. Думаю, что-то подобное произойдет, когда пуля войдет мне в мозг и отменит все мои мысли и воспоминания. – Он наставительно поднял палец. – Только на этот раз из ничего уже не будет чего-то. Просто яркая вспышка, как солнечный блик на стекле того молоковоза, и все. Мысль, одновременно манящая и до ужаса угнетающая.

– Может, пока повременишь, – сказал Робинсон. – Вдруг ты…

Тимлин вежливо ждал продолжения, приподняв брови. В одной руке – револьвер, в другой – банка с пивом.

– Черт, я не знаю, – сказал Робинсон. А потом, неожиданно для себя самого, выкрикнул в полный голос: – Что они сделали?! Что они сделали, мудаки?!

– А то ты не знаешь, что они сделали, – отозвался Тимлин, – и нам теперь с этим жить. Ты любишь этого пса, Питер. Это любовь-замещение – любовь-суррогат, – но мы берем то, что дают, и если у нас есть мозги, мы испытываем благодарность. Так что не сомневайся. Коли его в шею, и коли твердо. Если он будет дергаться, держи за ошейник.

Робинсон поставил банку на стол. Он больше не хотел пива.

– Он был совсем плох, когда я уходил. Может быть, он уже умер сам.

Но Гэндальф не умер.

Когда Робинсон вошел в спальню, пес приподнял голову и дважды ударил хвостом по промокшему одеялу. Робинсон сел рядом, погладил Гэндальфа по голове и подумал о превратностях любви – таких простых, на самом деле, когда смотришь на них в упор. Гэндальф положил голову на колено Робинсона и посмотрел на него снизу вверх. Робинсон достал из кармана шприц и снял защитный колпачок с иглы.

– Хороший пес, – сказал он и схватил Гэндальфа за ошейник, как советовал Тимлин. Морально готовясь к тому, что надо сделать, он услышал грохот выстрела. На таком расстоянии звук был едва различимым, но в окружающей тишине это мог быть только выстрел и ничто иное. Он прокатился над тихим озером, постепенно сходя на нет, попытался отразиться эхом – и не сумел. Гэндальф навострил уши, и в голову Робинсона вдруг пришла одна мысль, совершенно абсурдная, но утешительная. Возможно, Тимлин ошибался насчет ничто. Да, вполне может быть. В мире, в котором ты смотришь в небо и видишь звезды, наверное, нет ничего невозможного. Может быть, где-то там они встретятся и пойдут дальше вместе, просто старый учитель истории и его пес.