Вечная философия
Шрифт:
Джалаладдин Руми говорил: "Суфий – это сын настоящего времени". Духовный прогресс идет по спирали. Сначала мы дети, живущие, подобно животным, вечным "сегодняшним днем", не тревожащиеся о будущем, и не сожалеющие о прошлом; затем мы переходим в специфически человеческое состояние, то есть оглядываемся назад и пытаемся заглянуть вперед, живем не только сегодняшним днем, но и в значительной степени воспоминаниями и ожиданиями, живем не спонтанно, а руководствуемся правилами, благоразумием, покаянием, страхом и надеждой; и если только мы захотим, то мы сможем продолжать наше спиралеобразное движение вверх к той точке, которая соответствует нашей исходной точке "животного состояния", но находится неизмеримо выше ее. Достигнувшие этой точки снова живут только сегодняшним днем – но это уже жизнь не субчеловеческого создания, а существа, в котором страх сменился любовью к ближнему, надежда – видением; положительный эгоизм спокойных размышлений и отрицательный эгоизм зависти – бескорыстием. Настоящий момент – это всего лишь проход, через который душа может пробраться из времени
Но очень сходны меж собой тот, Кто суть познал, и тот, кто познает. Порвите ж цепь, свободу обретая, Хоть, может, эта цепь и золотая... И то постигни, что свирель пропела, Чтоб твой отринул дух оковы тела.
Джалаладдин Руми
Хотя опустошение памяти и не обладает такими преимуществами, как состояние единения, но оно освобождает души от огромного количества тоски, грусти, печалей, несовершенств и грехов, и уже поэтому является великим добром.
Св. Иоанн Креста
В идеалистической космологии буддизма махаяны память играет роль довольного зловредного творца. "Когда Бодхисаттва озирает тройной мир, он видит, что своим существованием он обязан памяти, накопившейся с незапамятных времен, но неверно истолкованной" (Ланкаватара Сутра). Слово, которое мы перевели, как "воспоминания", в буквальном смысле означает "благоухание". Ум-тело несет с собой неистребимый запах всего, что было сделано, о чем было подумано, чего хотелось и что чувствовалось на протяжении всей жизни индивидуума и расы. Китайцы переводят этот санскритский термин двумя символами – "привычка" и "энергия". Мир таков, каков он есть, в силу всех осознанно, бессознательно и физиологически закрепившихся привычек, приобретенных нашими предками или нами, как в жизни, так и в прошлых жизнях. Эти устоявшиеся дурные привычки заставляют нас верить в то, что многообразие есть единственная реальность, и что идея "я", "меня", "мое" есть абсолютная истина. Суть Нирваны в том, чтобы "увидеть реальность такой, какова она есть", а не такой, как она нам представляется. Разумеется, такого состояния нельзя достичь до тех пор, пока существуем "мы", для которых реальность может быть относительной. Отсюда и потребность, о которой говорят все комментаторы Вечной Философии, в укрощении страстей, в умерщвлении "я". И укрощаться должны не только аппетиты, чувства и воля, но и сила разума, само сознание и то, что делает наше сознанием таким, каким оно есть – наша личная память и наши унаследованные привычки-энергии. Для достижения полного освобождения недостаточно только расстаться с грехами; должна произойти перестройка ума, "паравритти", как называют ее махаянисты, или коренной перелом в самых глубинах сознания. В результате уничтожаются привычки-энергии, накопившиеся воспоминания, и, вместе с ними, чувство того, что ты являешься отдельным эго. Реальность больше не воспринимается, как quoad nos [14] (на том основании, что никаких nos в восприятии больше нет), а как реальность сама по себе. Словами Блейка: "Если б врата восприятия были раскрыты, все предстало бы пред человеком, каким оно есть – бесконечным". Те, кто чист сердцем и смирен духом, Сансару и Нирвану, видимость и реальность, время и вечность воспринимают как одну и ту же вещь.
14
Здесь: относительная нам (лат.). – Прим. ред.
Время есть то, что не дает нам увидеть свет. Нет большего препятствия на пути к Богу, чем время. Но время не является единственным препятствием – есть еще тлен, бренные вещи, бренные интересы и само разлагающее влияние времени.
Экхарт
Святой Павел говорит: "Радуйся Богу все время". Радость того, кто радуется постоянно, не зависит от времени. Три вещи не дают человеку познать Бога. Первая – время, вторая – плотская природа, третья – многообразие. Для того, чтобы Бог смог прийти к вам, эти вещи должны вас покинуть, если конечно вы не подняли их на более высокий уровень: превратили многообразие в единство.
Экхарт
Каждый раз, когда о Боге думают, как о полностью существующем во времени, появляется тенденция рассматривать Его в качестве "сверхъестественного", а не как нравственного существа; как неумолимую Силу, а не как Силу, Мудрость и Любовь; как непостижимого и опасного повелителя, которого следует задабривать жертвоприношениями, а не как Дух, которому следует поклоняться душой. Все это вполне естественно; ибо время – это постоянное исчезновение, а Бог, полностью существующий во времени – это Бог, уничтожающий с такой же быстротой, с какой и создающий: Природа прекрасна и изобильна, но в то же время и непостижимо грозна. Если Божество постоянно пребывает во временном порядке и не выходит за его пределы, и если человеческий дух не поднимается над своей скованной временем душой, то тогда нет никакой возможности "оправдать отношение Бога к человеку". Такой Бог проявляется во вселенной как неодолимое Существо, которое обращается к Иову из самого центра
Вижу богов в твоем, Боже, теле,
вижу существ разновидные толпы,
вижу на лотосе Браму-владыку,
вижу провидцев, божественных змиев.
Многоутробного, и многорукого, и многоликого,
и многоглазого – вижу я мир весь в Тебе, Вишварупа!
Нет ни конца у Тебя, ни начала.
Далее следует пространное описание всемогущества и всеобъемлемости Бога. Затем качество видения меняется и Арджуна с ужасом понимает, что Бог вселенной есть не только Бог созидания, но и Бог разрушения.
Словно костры ненасытного времени,
пасти Твои, Твои челюсти страшные;
жутко мне; стороны света смешались;
сжалься, о мира Владыка! Помилуй!...
И словно к морю бегут неустанно
реки, ручьи, иной цели не зная,
так мира смертного эти герои
к пасти чудовищной шаг устремляют.
Как мошкара летним вечером в спешке
лезет в огонь себе на погибель, –
так, погибая, все твари стремятся
в пасти твои, нетерпеньем влекомы...
Кто Ты? – поведай, о ликом ужасный!
Слава Тебе, высший Боже! Помилуй!
О изначальный! Изведать хочу я,
что совершить Ты намерен – скажи мне!
Ответ ясен и недвусмысленен:
Время Я – мира извечный губитель.
Но Бог, являющийся в таком ужасном облике, как Время, также существует и вне времени, как Божество, как Брахман, чьей сутью является Сат, Чит, Ананда – Бытие, Знание, Блаженство; внутри и за пределами измученной временем души человека существует его дух ("несотворенный и не могущий быть сотворенным", как сказал Экхарт) Атман, родственный или даже тождественный Брахману. "Гита", как и остальные формулировки Вечной Философии, оправдывает отношение Бога к человеку утверждением – и утверждение это основано на наблюдении и непосредственном ощущении – что человек может, если только захочет, умертвить свое отдельное бренное "я" и соединиться с вечным Духом. Она также утверждает, что аватара воплощается для того, чтобы помочь людям достичь этого единения. Для этого он применяет три способа – несет истину миру, пребывающему в добровольном невежестве; пробуждает в душах "плотскую любовь" к своему человеческому образу, но любовь эта является не целью, а средством обретения духовной любви-знания Духа; наконец, он служит в качестве "проводника" благодати.
Богу, который есть Дух, можно поклоняться только в душе и во имя его самого; но Богу, существующему во времени, как правило, поклоняются посредством жертвоприношений ради достижения бренных целей. Существующий во времени Бог – это такой же явный разрушитель, как и созидатель; и поскольку это так, то поклоняться ему с помощью методов, таких же ужасных, как и порождаемые им катастрофы, представляется вполне уместным. Отсюда и кровавые жертвоприношения индийской богине Кали, вернее, ее аспекту Природы-Разрушительницы; отсюда проклятые иудейскими пророками приношения детей в жертву Молоху; отсюда человеческие жертвоприношения, практиковавшиеся, например, ацтеками, карфагенянами, друидами, финикийцами. Во всех этих случаях Бог, которому приносились жертвы, был Богом, существующим во времени, или персонификацией Природы, которая является ничем иным, как самим Временем, пожирателем своих собственных детей; и во всех этих случаях ритуал преследовал одну и ту же цель – либо выпросить какую-либо милость, либо отвратить какое-нибудь из тех ужасных несчастий, которые всегда имеются в запасе у Природы и Времени. Ибо эта цель казалась стоящей того, чтобы заплатить за нее высокую цену монетой страдания, которую Разрушитель явно очень ценил. Величием цели оправдывалось использование средств изначально ужасных, поскольку они изначально были похожи на время. Сублимированные следы этого древнего образа мышления и поведения до сих пор можно найти в определенных теориях о Побитии Камнями и в концепции Мессы, как постоянно повторяемого принесения в жертву Богочеловека.
В современном мире боги, которым приносятся человеческие жертвы, являются персонификациями уже не Природы, а сотворенных самим человеком политических идеалов. Разумеется, все они относятся к бренным событиям – реальным событиям прошлого и настоящего, воображаемым событиям будущего. И здесь следует отметить, что философия, утверждающая существование и непосредственное сознавание вечности, связана с определенным типом политической теории и практики; философия, утверждающая, что единственной реальностью является происходящее во времени, порождает иной тип теории и оправдывает совершенно иной тип политической практики. Об этом ясно заявили марксистские авторы, указавшие, что когда христианство заботится, в основном, о бренных вещах, оно является "революционной религией", а когда, под воздействием мистиков, оно обращается к Вечному Евангелию, описываемые в котором исторические и псевдоисторические факты являются ничем иным, как символами, оно становится политически "статичным" и "реакционным".