Вечная кровь

Евтушенко Алексей Анатольевич

– Умолкни. Немедленно.

– Ты… ты что, сдурел? – дядька мгновенно перешёл на шёпот.

– Я сказал, умолкни.

Он умолк. Только косил глазами на мою руку с обрезом. Я ещё нажал стволами. Не слишком сильно, но так, чтобы он почувствовал боль.

– Нужно смотреть, куда едешь. И не орать на людей, которые спокойно переходят улицу. А если бы ты меня задавил?

– Так…я и смотрел, – пролепетал дядька. – Я же на зелёный ехал, а ты… вы на красный пошли. Разве я мог ожидать, что вы на красный свет шагнёте? Да ещё так неожиданно, сразу.

Хорошо хоть небыстро ехал, успел по хамульцам дать…

По хамульцам, надо же. Точно, я в Княжече. Только у нас тормоза называют «хамульцы», из польского языка словечко, как и «брама». Но меня заинтересовало другое.

– На красный свет? – переспросил я.

– Ну да, вон же светофор, – он показал рукой на другую сторону. Там стоял невысокий столб, на котором и впрямь круглым пятном горел красный свет. Вот он мигнул, погас, сменился жёлтым, перепрыгнув ниже, опять погас, прыгнул ещё ниже и загорелся зелёным.

– Зелёный, – всё так же шёпотом сказал дядька. – Теперь можно идти.

Глаза у него были по-прежнему широко открыты.

Я убрал обрез и отпустил его ворот.

– Спасибо, езжай. И больше не ори на людей. Никогда не знаешь, чем это может закончиться, – сказал и пошёл на другую сторону, убирая на ходу обрез под плащ. Спасибо дядьке за науку, но орать на меня и впрямь не стоило. Мог бы спокойно всё объяснить, верно?

Дверь в кафе-бар была полностью стеклянной и, как я установил опытным путём, свободно открывалась в обе стороны. За дверью обнаружилась небольшая площадка и три ступеньки, в глубине коридора, мигал свет и были слышны какие-то ритмичные звуки, которые я, чуть поразмыслив, определил как необычную музыку.

Поднялся по ступенькам.

Так, справа гардероб. Игнорируем, плащ мне нужен, он очень удачно обрез скрывает. А широкие полы шляпы – лицо. Мало ли что. Вот и зал. Разноцветные электрические светильники под потолком, но не слишком яркие – такие, чтобы создавалось впечатление уюта. Народу мало. Один человек за стойкой, на табурете, спиной ко мне. Мужчина. Трое за дальним столиком слева. Двое молодых мужчин и женщина. Блондинка. Что-то пьют, разговаривают, женщина громко смеётся. Остальные столики свободны. Я подошёл и сел на табурет за стойку, не снимая шляпы.

– Что можно выпить в вашей кнайпе? – спросил как можно небрежней.

Мужчина слева допил своё пиво, положил на стол деньги и слез с табурета:

– Всё, спасибо, пошёл я домой.

– Спокойной ночи.

Деньги! Чёрт возьми, об этом я не подумал. Выглядели они совсем не так, как те, что лежали в моём бумажнике. С другой стороны, Княжеч всегда славился тем, что здесь можно было расплатиться любыми деньгами. Хоть североамериканскими долларами, хоть английскими фунтами, хоть немецкими марками. Не говоря уже о золотых рублях. Главное, чтобы деньги имели хождение в Европе.

– Всё, что пожелаете, – ответил бармен и зевнул. – Есть свежее пиво, местное. Виски, водка, коньяк, ром, – передо мной легла напечатанная на гладкой блестящей бумаге винная карта.

– Шустовский

коньяк есть?

– Не завозим. Есть армянский, грузинский, французский, ставропольский, дагестанский. Могу посоветовать ставропольский. Пять звёздочек, лучшее соотношение цена-качество, как по мне. Но решать, конечно, вам.

Никогда не слышал о ставропольском коньяке.

– Давайте ставропольского, – сказал я.

– Сколько?

Я подумал. Пятьдесят мало в моей ситуации. Сто пятьдесят, пожалуй, много.

– Сто.

– Лимончик?

– Что?

– Лимон порезать?

– Зачем? – удивился я.

– Как скажете, – он достал коньячный бокал, налил в мерный стакан коньяк, перелил в бокал, поставил передо мной.

– Пожалуйста.

– Спасибо.

Мысль, пришедшая мне в голову, показалась столь нелепой и смешной, что я не выдержал и решил уточнить:

– Прошу прощения.

– Да?

– Не сочтите мой вопрос дурацким. Вы предлагали лимон на закуску?

– Вы иностранец? – спросил он в ответ.

– Что-то вроде этого, – ответил я уклончиво и поднял бокал. – Ваше здоровье.

– Благодарю. Странно, по говору, я не отличил бы вас от коренного княжечанина.

– Когда-то я здесь жил, – сказал я. – Но тогда ещё не пил коньяк, ибо был мал.

– Понятно, – улыбнулся он. – Да, у нас часто коньяк закусывают лимоном с сахаром.

Я ничего не понял, но на всякий случай важно кивнул. Традиция закусывать коньяк лимоном показалась мне безумной. Куда же я попал? Чтобы поскорее прийти в себя, сделал глоток коньяка. Н-да, качество так себе, прямо скажем. Такой, наверное, можно и лимоном закусить. Хотя нет, всё равно безумие.

Я достал из кармана трубку и кисет, принялся набивать.

– У нас не курят, – сказал бармен, покосившись на мои приготовления.

Час от часу не легче. Сначала коньяк лимоном закусывают, теперь это. Даже не знаю, что звучит невероятнее. Изо всех сил стараясь не показать своего изумления, я спросил:

– Как это – не курят? Совсем?

Ответить бармен не успел.

– Да пошли вы на…! – раздалось сзади громко и уверенно. – Козлы вонючие!

Я оглянулся.

Блондинка уже не сидела, а стояла. В углу её ярко-накрашенного рта торчала незажжённая сигарета, и одной рукой она пыталась попасть в рукав плаща так, что я тут же вспомнил утреннюю сцену в редакции. Наконец попала, схватила со стола сумочку и решительно направилась к нам, стуча высокими каблуками.

– Можешь не возвращаться, – сообщил ей в спину один из молодых мужчин.

Не оглядываясь, она протянула назад руку с выставленным средним пальцем. Я не знал, что это значило, но вряд ли жест любезности. Блондинка плюхнулась на соседний табурет, обдав меня сложным запахом духов и алкоголя. Я не большой специалист, но мне показалось, что духи очень хорошие, дорогие. Скорее всего, французские

– Миша, полтос коньяка! Ставропольского.

– Вы уверены?

– Налейте даме, Миша, – сказал я. – За мой счёт.