Вечная любовь (Бессмертие любви)

Кросс Чарлин

Родичи Аланы — уж не они ли убили его друга? Вполне ведь может быть: убили и следы замели, так что внешне казалось, будто Гилберт утонул.

От складской хибары вслед за Диланом он направлялся к выстроенным в одну линию хижинам. Пэкстон вынужден был полностью положиться на своего провожатого.

Его жизнь висела на волоске. До тех пор, пока он не получит свободу, Пэкстон не мог думать ни о чем другом.

— И ты думаешь, твой план сработает? — спросила Алана.

На горизонте с восточной стороны небо стало голубеть. Вскорее рассветет.

Сумев выбраться из хижины, пока Рис и остальные еще крепко спали, Алана с Диланом направились в сторону входа в поселок.

— Не могу поручиться, но надеюсь, что наш план позволит тебе и твоему нормандцу выбраться отсюда живыми и невредимыми, — сказал Дилан.

— А как ты сможешь объяснить отцу исчезновение Пэкстона?

— Скорее всего, скажу правду.

— Скажешь, что я вышла замуж?

— Не можешь ведь ты рассчитывать, что он никогда этого не узнает. Кроме того, ты приняла решение, поступила как хотела. Ты возвращаешься в замок вместе с нормандцем. Уж теперь он ни за что не позволит тебе убежать от него. — Дилан помолчал. — Как ты думаешь, за этот побег он тебя накажет?

Алана понятия не имела, как поступит Пэкстон.

— Нет, вряд ли, — ответила она, не потому что была в том уверена, а лишь желая, чтобы Дилан не волновался. — Хотя он, скорее всего, захочет со мной объясниться.

— И что ты скажешь ему, кузина? Что ты удрала от него, потому что в него влюбилась?

— Нет, этого не скажу.

— Знаешь, Алана, по-моему, это как раз тот случай, когда правда может тебе сослужить хорошую службу. Ведь едва ли не всегда тебя подводит ложь.

Она резко остановилась.

— И что же, по-твоему, мне делать? Сказать Генриху, что Гилберт был самым последним подонком, который заслужил смерть и потому умер? Но вопрос в том, поверит ли мне Генрих.

— Я вполне понимаю твои опасения, но хочу лишь предупредить, что в один прекрасный день может случиться так, что ты очень пожалеешь о прежней лжи и особенно о том, что твой нормандец не знал правды.

— Увы, но тут уж ничего не поделаешь. — Она посмотрела на небо. — Рассветает. — У нее было желание стиснуть Дилана в объятиях, крепко, по-дружески, но она ограничилась простым рукопожатием, чтобы случайный свидетель, окажись он поблизости, не расценил этот жест именно как жест прощания. — Спасибо тебе за помощь. Я очень тебе обязана, кузен.

— Уж это точно. И в один прекрасный момент я попрошу возвратить должок. Но сейчас нам нужно поторапливаться.

Возле самых ворот Дилан, как обычно, приветствовал охранников. Многие знали, что на рассвете Алана с Диланом покидают поселок.

Обменявшись традиционными любезностями, Дилан сказал:

— Впереди у нас тяжелый путь. Откройте ворота, чтобы мы могли пройти.

Это был сигнал для Аланы: начиналась ее партия.

— Слушай, Дилан, а где же твой капющон? Если вдруг снова пойдет дождь, тебе нечем будет прикрыть голову.

Дилан посмотрел на свои руки: в одной была пика, в другой он держал корзину с провизией.

— Я приду

буквально через минуту. — Он обратился к охранникам: — Должно быть, пока шел сюда, обронил капюшон по дороге. Вы пока открывайте ворота, а я прибегу через минуту.

— Если найдешь капюшон, сразу надень его, чтобы уж больше не потерять, — посоветовала Алана вслед удалявшемуся Дилану. Затем она повернулась к сторожившим ворота уэльсцам. — Знаете, иногда я смотрю на мужчин, и они кажутся мне сущими детьми, — сказала она и обольстительно улыбнулась. — Если бы не женщины, что присматривают за вами, вы в один прекрасный момент могли бы и голову потерять.

Разумеется, всякому мужчине доводилось слышать подобное от своей жены. Стражники пробурчали что-то не вполне членораздельное в ответ и принялись открывать ворота.

Вскоре по дорожке быстрым шагом шагал мужчина в колпаке, надвинутом на самые глаза. Он остановился возле Аланы. Это был Пэкстон. В руках у него были та же самая пика и та же корзинка с припасами. Они двинулись: сначала Пэкстон, за ним — Алана. Она молила небеса, чтобы им сейчас удалось выйти за ворота, спуститься по холму и как можно ближе подойти к крепости, прежде чем кто-нибудь в поселке обнаружит пропажу пленника.

— Счастливого вам путешествия, — крикнул вслед один из охранников, едва только Алана и Пэкстон вышли за ворота.

— Спасибо вам, — крикнула в ответ Алана, а Пэкстон ограничился взмахом руки.

Алана поторапливала Пэкстона. Сейчас они двигались в северо-западном направлении, то есть туда, где находился Англези. За спиной раздался скрип закрываемых ворот.

Алана уже готова была вздохнуть с облегчением, как вдруг до них донесся крик.

Это кричал Рис.

— Он все обнаружил! — объявила Алана. — Что делать?

Пэкстон вполголоса выругался. Бросив на землю кожаную корзину, он покрепче перехватил пику, затем взял Алану за руку.

— Бежим вниз, — приказал он, указав на восток, то есть туда, где находилась крепость.

Тропинка петляла по склону холма, слева и справа от нее были каменные изгороди, отделявшие одно поле от другого. Однако Пэкстон решил, что лучше будет бежать напрямик, и подтолкнул Алану. Она перелезла через изгородь, следом с необычайной ловкостью это же препятствие одолел и Пэкстон.

Как только они оказались на другой стороне, Алана подхватила подол платья и блио, ибо она вновь была в своей привычной одежде. Вместе с Пэкстоном они на полном ходу принялись одолевать спуск: бежала так, словно по пятам гнался дьявол.

«Впрочем, так оно и есть…» — мельком подумала Алана, понимая, что уж если их догонят и схватят, Рис, наверное, убьет обоих. А что же будет с Диланом? Не сможет же Рис поднять руку на собственного сына… Алана мысленно выругала себя. Ведь та опасность, которой подвергались они с Пэкстоном и Дилан, — все это было виной одной лишь Аланы, и она понимала это. Ей не нужно было бегать от Пэкстона, тем более не следовало являться в поселок к родственникам.