Я повторяю себе: засыпать не страшно,нет, никто не залезет (F9) в биос,я не утрачу наутро стишат вчерашних,паспорта номер и серию, фото, био.Да, повторение – мать, но упрямство – отчим.Вот я лежу в темноте (отменить цитату)…Страшно проснуться в состоянии нерабочеми повторить это действие многократно.Подозреваю, что я – результат ошибкиили подлога (вместо Христа – Варавву).Нужно меня отключить – заменить прошивку.Я не хочу быть исправленным, Боже Правый.
«Ветер колотит оконной рамой…»
Ветер колотит оконной рамойкомнату за стеной.Чаще всего называют Мамойту, что придёт за мной.Так утешительно
и нестрашно,что под её рукойпламя – тряпичное, снег – бумажный,сам – не такой такой.
«Что там? Зелёный и кадмий…»
Что там? Зелёный и кадмий.Лето. Горячие камни.Чёрное озеро. Змеи.Всё, чего не умею,было осилено: рыбкой,с берега прыгать, на хлипкихдосках причала ватагой,счастье, друзья, отвага.Альтернативное времяснова во снах… Ареналичного Колизея.Веки сомкнул – глазею:там я сильней и резче,там я – любимец женщин,там никакой бумаги –счастье, друзья, отвага.Суетный Марк Аврелий,спящий под плач свирели.Тихо, пусты трибуны.Только свирель и струны.Жизнь среди жёлтой пылитам, где меня убили.Вот оно – высшее благо:счастье, друзья, отвага.
«Битые кластеры пишут письмо на „Вы“…»
1
Битые кластеры пишут письмо на «Вы».Пунктуация жуткая – хочется заорать:«Нахрен, нахрен, нахрен! Вон из моей головы!К Лойсо Пондохве! В глушь, где всегда жара!»В детстве приснилось, что стены раскаленыи я сжигаем воздухом между них:«Здравствуйте, Смерть. Напекли для меня блины?»На табуретку встаю и читаю стих.Кто протянул эти левые провода?Манипуляция – музыка неживых.Голос, бубнящий: «Ползи ко мне в рот, Еда.Понедельник-суббота, с пяти до пяти, без вых…»
2
«…и воскресенья не будет», – пропел Булат.Вот и дышу сквозь расколотый календарь:«Здравствуйте, Мышеловка. Всегда бесплат…Здравствуйте, слёзы Вечности, торф, янтарь.Здравствуйте, люди, ждущие похвалы.Здравствуйте, ноты голодные. Мне не спетьлюбвеобильную песню чужой халвы.Я – только медь звенящая. Только медь».Дьявол в деталях запутался – раскидал,и не собраться двум ангелам у стола,дабы явился третий, который мал,но городит исцеляющие слова.
Прибежище
Ты – Господь чудес и обещаний.
О. А. Седакова
Тощий год
1
Палевое облако страны:не слышны друг другу, не нужныв бесконечном млечном маскараде.Острые истерики винына любой у-до-влет-во-ре-ны –срочный инфоповод, чёрта ради.Ждали апокалипсис сейчас:время, помещённое в санчасть,раздирает кожу, ищет баги.Слышишь, как архангелы рычат:тот, на ком поставлена печать,добровольно отбывает в лагерь.Всё обман, что у других не так:армии панических атак,верный зиг при входе в супермаркет,скучная позиция крота –двигаться, не раскрывая рта,позабыв про электронный маркер.Ожидали тоталитаризм.Получили королевство клизм,пресный храм резиновой вагины.Выживаем из ума: артист,зеркалу играющий на бис,нарисует кровью георгины.Думали, что это будет гриб.Комиксы нам подарили грипп:видишь, чёрный силуэт на жёлтом.Я – не Бэтмен… Пресловутый всхлип.Детский счёт и карусели скрип.Будущее здесь. Его нашёл ты.
2
Так получилось: больше нет среды,истреблены висячие садыручного олимпийца Аронзона,я – лист в корнях воздетой бородысреди соцветий мяты, резедыи прочего державного шансона.У нас теперь иная пастораль:албанский круль, низвергнутый в февраль,оставил
марту выжженный репейник.Я помню, что история – спираль,но то, что выше времени, мне жаль,предполагает массовое пенье.Прости, Боккаччо, мой «Декамерон» –учёт дистанционных похорон.Мне остаётся лечь зубами к стенкеи вспоминать состав вчерашних крони на ветвях рассевшихся ворон,все их невероятные оттенки.Помилуйте, какой ещё Урал?!Я даже и страны не выбирал:есть для бастарда Александра Гринагостиная, в ней на стене штурвали серой фотографии овал.Вот только окна залепила глина.Когда Святая Смерть заносит плеть,мой дар, реализованный на треть,меня не оградит, не даст свободу.Прочь, Пиндемонти, превращайся в персть:для призраков не полагаю петь.Стою на берегу, смотрю на воду.
«Нашинковали нашу жизнь. Достался…»
Нашинковали нашу жизнь. Досталсяугрюмый дом на горке, баня, грядки,вода из-под земли, звенящий кедри куст шиповника у самого крыльца.Под кедром стол, мы завтракали кучно,несли, как в сказке, многие тарелки,половником напитки разливалипод скрип сапог незримого Жнеца.Отчаянье холодные ладоник лицу тогда ещё не протянуло,я полон был идей, как заработать,и ничего, конечно, не обрёл.Сплошные обещания, надежды,до снега продержались и вернулисьв нелепый город, в гулкие трамваи,в счастливый комфортабельный шеол.Мне страшно здесь. Я улыбаюсь куце,я говорю ответственные вещи,я понимаю, что живу неверно,не научаясь жить иначе, вскачь.Молюсь Тому, кто нас оберегает.Не полагая никуда вернуться,возделываю сердце, жду рассвета,пишу икону, сдерживаю плач.
«Ещё чуть-чуть, ещё в пуху зарыться…»
Ещё чуть-чуть, ещё в пуху зарыться,кошачий бок поднять, собачий нос уткнутьи заварить свой рай на кукурузных рыльцах,цедить сквозь полотно, смотреть сквозь эту муть.Торжественная взвесь, застывшая, как блёстки,не воздух, а волна заходит в чистый сад.Сейчас вот-вот проснусь проекцией на плоскостьи соскользну назад.Здесь хорошо, в белёсом тёплом дыме,под пеною мостов и руки распластав.Пока из глубины нас небо не подымет,обмётаны халвой счастливые уста.Кошмар и благодать сопутствуют свет свету.Деревья – это тушь, минуты – это ртуть.Сейчас я перейду на два деленья летаи плотность обрету.Ещё продлись на три четвёртых ноты,пока меня волна подносит к потолку…Один огромный вдох, один глоток зевотына систоле, а там… Наружу… Не могу.Не поднимай меня, ну, потерпи немного,не отдавай другим, переключив режим.Сейчас я обниму зарёванного Бога,пока ещё лежим.
«Детство в азарте идёт по зелёной миле…»
Памяти Э. А. По
Детство в азарте идёт по зелёной миле.Странные птицы, поющие «текели-ли»,низко летят, прикрываешь рукой затылок.Солнце легло в торосы и в них застыло.Всякий кулик поминает свои Кулички.Где Апокалипсис прочно вошёл в привычку,нет метафизики – сами чернее Вия.В космос уходит библейская Ниневия.Самое время уста зашивать хулящим:те, кому страшно в нынешнем настоящем,не причастятся следующей печали.Нам ещё столько жуткого обещали!
«О, час очешуительных историй…»
О, час очешуительных историйразвесит плавники, раскроет жабры,махнёт хвостом и разопьёт заначку,а утром печень будет мучить стыдза выметенный дом и за икотуполуночную в дальних городах.Сейчас красиво прыгает закуска,вскипает пиво, голос воспаряетк таким верхам, каких не ведал слух.Роскошный хохот, развалясь в халате,щенка за ухо треплет и в мундштукпускает к потолку за сердцем сердце.Кури неспешно, Век-Декамерон,подслушивайте, дети, войте, кошки,беги по кругу, рюмка со слезой.О, счастье скучной жизни. Дура-Память,танцуй на битых стёклах без позора.Мы поднимаем, чтобы отпускать.