Вечная полночь
Шрифт:
Когда мы выползли во время перерыва на ланч взбодриться и перехватить жирный кусочек, появление стаи сияющих репортеров, прилипших к нам с микрофонами и диктофонами, представлялось вполне объяснимым. Или столь же объяснимым, как и все остальное. «Без комментариев», — отвечали по очереди все служащие. Будто мы не порнушники, а Объединенный Комитет Начальников Штабов. Никто, разумеется, не жаждал рискнуть высунуться и потерять работу. За исключением, упокой, Господи, его душу, недавно преставившегося Майка Тухея, мистера Мне-Насрать.
Майк говорил любезно, уставив свою морщинистую, типично ирландскую физиономию в удерживаемую на
На секунду репортеры замерли. Затем отступили назад и обратились в бегство.
Наконец, пришло время отправиться в путешествие через всю страну из Коламбуса в Калифорнию. Поездку помню смутно. Полдороги я провел, скрючившись на пассажирском сиденье спортивной «Volvo» Фрэнка Делайа. Фрэнк был фоторедактором и характерным нью-йоркским хипстером. Он напоминал одного из тех мультяшных французиков по прозвищу Счастливчик Пьер. Низенький, темненький и так неистово волочащийся за дамами, что коллеги-хастлерцы окрестили его «Кобелем».
Фрэнк пришел к Ларри после раннего этапа своей карьеры производителя дешевых фильмов с до-сих-пор-неизвестным Абелем Феррара. Мне нравился Фрэнк, даже несмотря на то, что он был старше меня — уже за тридцатник — и что в его спортивной машине не было заднего сиденья. То есть я не мог переползти назад и свернуться калачиком, как сонный пятилетка. «Кобель» Делайа не стал бы напрягаться. Он мог совершенно самостоятельно вести разговор на три-четыре стороны, а потом попросить тебя заткнуться и дать ему хоть слово вставить.
Когда киномейстеры все-таки сняли свой фильм, я чувствовал себя на грани физического срыва. И все равно я, наверное, так и не нашел в себе наглости съежиться и захрапеть. Я был уже стабильным извращенцем, и не хотелось, чтобы список моих странностей пополнила нарколепсия. На самом деле я бы помог вести машину. Но такой мачо, как я, типа А.Дж. Фойта, не мог должным образом обращаться с рычагом передач.
Где-то в Миссури я сменил тачки, пересев к выпускающему редактору, щегольски одетому чуваку из Нью-Джерси по имени Зигмунд. «Зиг», как его любили называть в нашем рассаднике неприличностей, отличался тем, что питал абсолютную преданность к структурам «Хастлера». В отличие от нас всех, смотрящихся в зеркало и вопрошающих себя, что же с нами стряслось, Зигмунд был восторженным почитателем «Хастлера». Он не просто любил свою работу, он ею гордился. Что стало причиной ряда интересных заходов в бары и кафе по всей стране. Зигу, стройному улыбающемуся парню, обладающему достаточно заметным сходством со знаменитым имитатором пятидесятых Фрэнком Горшином, поручалось прошагать в заведение, оглядеть сборище местных и объявить своим громогласным голосом Перта Эмбоя: «Всем разойтись, мы из „Хастлера“!»
Что, насколько я помню, почти имело успех в Лавлоке, Невада. Во всех остальных местах нас, по-моему, жалели.
Мы прибыли в Лос-Анджелес во время сезона непрекращающихся дождей. Моя первая поездка по бульвару Санта-Моника в штаб-квартиру «Хастлера» в Городе Века. Буйная растительная жизнь, украшавшая бульвар, реально напугали меня. Это казалось одной большой железой: огромные, мясистые папоротники и кактусы, тянущиеся
Вот, думал я с пугающей уверенностью, именно в этом городе я и умру. Здесь, где все, что тебя убивает, такое зеленое и прекрасное.
Голливудские моменты! Даже сейчас они со мной… Удивительно! Я сижу за компьютером, копаюсь в отвратительных воспоминаниях, и вдруг звонит телефон. Это агент. Очень влиятельный. Она мне сама сообщила! И не только это, ее компания представляет еще Ларри Фишбурна. Потрясающий актер! И Ларри видел, чем я занимаюсь. Правда. Ларри видел статью, по которой написана книга, которую вы сейчас читаете, и он ею вроде как заинтересовался. Серьезно заинтересовался.
— Мы обсуждаем вариант покупки, — сказала она. — Вы понимаете, о чем я?
Я ей говорю:
— Да-да. Я понимаю. Просто, дело в том…
— Просто в чем? В чем? Ответьте мне, мы тут делом занимаемся.
— Ладно, можете считать меня придурком, но мы говорим о том самом Ларри Фишбурне? Тот самый парень, который играл папашу в«Парнях в капюшонах», молодого солдата в«Апокалипсисе сегодня» и Айка Тернера в фильме про Тину Тернер?
— Правильно, — отвечает она. — Все правильно. Он потрясающий.
— Еще какой, — соглашаюсь я. — Он невероятный. Один из моих любимых. Просто дело в том, понимаете…
— Просто в чем?
— Ну, я знаю, он удивительный актер, и не берусь утверждать, что у него не получится, но неужели вы правда считаете, что черный чувак сумеет сыграть невротичного еврея из Питтсбурга? В смысле, я не утверждаю, что у него не получится сыграть…
— Господи, боже мой, — произносит она, и мне делается по-настоящему плохо. Не хочется, чтобы она решила, что я фанатик какой-то. Или, а это еще хуже, что у меня отсутствует воображение.
— Нет, подождите, — говорю я. — Подождите… Вы знаете что? — Я замолкаю, будто ко мне как раз пришла идея, муза уселась на плечо и стиснула его. — Вы знаете что? По-моему, идея замечательная. Серьезно. В смысле, она привносит дополнительный аспект, но это здорово. Это здорово. Вроде парень — не просто джанки, не просто отчужден за всем этим. Он вдобавок черный — и не знает этого. Да! По-моему, мне очень нравится… ей-богу. Я думаю, это покатит…
Ничего удивительного, на другом конце линии повисло долгое молчание. Я слышу, как в офисе агента кто-то цокает на высоченных каблуках. Либо цокает, либо она одновременно проводит прослушивание чечеточников. Компенсирует досадные потери времени поиском талантов, пока беседует с мужланами вроде меня.
Наконец она возвращается, но говорит совершенно другим тоном. Ее слова теперь звучат не прерывисто и взволнованно, а очень про-ду-ман-но. Очень медленно. Будто она обращается к очень маленькому или очень глупому — печально, досадно глупому — возможно страдающему умственными отклонениями ребенку.
— Мистер Стал, — начинает она голосом контролера ИПС, и я понимаю, что попал с этим ее переходом от «Джерри, блин, здорово!» к «Мистеру». — Мистер Стал, мы сейчас говорим не об исполнении роли моим клиентом. Мы говорим — я, по крайней мере, говорю — о приобретении им материала для возможной постановки.