Вечная жизнь
Шрифт:
Но Ривер покачала головой.
— Чего ты хочешь!
Это что — вопрос с подвохом? Я зажмурилась и как следует задумалась.
— Я хочу понять, как это делается.
— Чего ты хочешь? — Ривер продолжала, не мигая, смотреть на меня, и я почти забыла о том, что вся эта сцена происходит на глазах у потрясенных зрителей, никто из которых никогда не позволял себе ничего подобного.
Может быть...
— Хочу почувствовать себя лучше?
— Нет. Чего ты хочешь по-настоящему!
И
— Хочу, чтобы мне стало лучше!
— Нет. Чего ты по-настоящему хочешь?
Каждое слово падало, словно камень.
— Не знаю! — заорала я во всю глотку и вскочила, да так, что табуретка перевернулась.
Ривер не рассердилась — ее карие глаза продолжали смотреть на меня спокойно и дружелюбно. Она кивнула, убрала руку и вернулась за свой стол.
Я хотела броситься прочь из класса, промчаться по коридору и вернуться в большой дом. Там, наверху, я наполню себе горячую ванну, заберусь в псе, и буду отмокать, мешая слезы с водой.
Вот чего я хотела.
Вы спрашиваете, что я сделала? Первым делом подняла табуретку. Лицо у меня пылало, и я чувствовала себя большим ребенком.
Хмуро поставив табуретку на место, я уселась. Поглядев на стол, решила, что медь точно не резонирует с моим внутренним колоколом, поэтому схватила кусок необработанного серебра — грубого, гладкого и неотшлифованного. Под обращенными на меня со всех сторон взглядами, я закрыла глаза и попыталась выровнять дыхание. Глаза у меня горели, в носу предательски пощипывало, но я сдержалась. Не хватало только разрыдаться при всех после недавней выходки!
Кусок серебра был тяжелым и гладким, он быстро согрелся у меня в ладони. Я сосредоточилась изо всех сил (то есть, не слишком сильно), безуспешно пытаясь выбросить из головы все посторонние мысли. Хотите узнать, почувствовала ли я вибрации? Нет, не почувствовала. Я никогда не носила серебро — мне кажется, что на моей коже оно выглядит слишком холодным. Моя мама тоже никогда его не носила.
Зато Инки носил.
Инки носил много серебра, причем, сразу. Кольца, браслеты, цепи, сережки, запонки, ременные пряжки, пуговицы — короче, все, что только можно сделать из серебра.
Я почувствовала, как Ривер остановилась рядом со мной.
— Серебро очень могущественно, в магическом смысле, — прошептала она своим умиротворяющим голосом. — Оно издревле ассоциируется с луной, с женской энергией и целительством. В старину люди носили серебро, чтобы защититься от злых духов.
— Злых духов? — так же шепотом переспросила я. — Разве они существуют?
Ривер положила руки мне на плечи.
— А ты сама как думаешь?
И вот тогда я с внезапной ясностью увидела Инки.
Комната исчезла, и теперь я чувствовала только прикосновение рук Ривер к своим плечам и тяжелый, теплый кусок серебра, зажатый в моем кулаке. Я затаила дыхание. Передо мной словно открылось
На моих глазах Инки схватил огромную иранскую керамическую вазу, стоившую целое состояние, и швырнул ее в стену. Ваза разлетелась на тысячи цветных осколков, а он заорал:
— Где она?
Боз и Сесили съежились у двери, пытаясь увернуться от нового удара.
— Она просто отдыхает, Инки, — пробормотала Сесили. — Поехала в Париж за шмотками.
— Ее нет ни в каком сраном Париже! — заревел Ники, с силой ударив рукой по стене над головой Сесили. Та изо всех сил постаралась не вздрогнуть.
Теперь я разглядела слово, написанное баллончиком на стене рукой Инки: Сука.
Он говорил обо мне, он искал меня. Дыхание застряло у меня в горле. Я смутно чувствовала руки Ривер на своих плечах, но не могла отвести оцепеневшего от ужаса взгляда от разыгрывавшейся передо мной сцены.
— Она не в Париже! Ее никто не видел! Я больше не чувствую ее — нигде! Вы это понимаете? Я не чувствую, где она!
Он был похож на сумасшедшего. Инки — лощеный, обходительный, утонченный красавец Инки с его прекрасными шелковыми сорочками ручной работы и стрижкой за четыреста долларов — сейчас был похож на безумного клошара. Он был небрит, его волосы торчали в беспорядке, одежда была рваной и грязной. Он тряс Боза за грудки и громко выкрикивал слова ему в лицо.
Лицо Боза исказилось, и он схватил Инки за запястья. Я видела, как побелела кожа на его скрюченных пальцах.
— Вестувий! — прогремел он, и Инки в страхе зажмурился.
Я тоже затаила дыхание. Вестувий было настоящее имя Инки, данное ему при рождении, больше четырехсот лет тому назад.
— Посмотри на себя, — продолжал Боз, отшвыривая от себя руки Инки. — Ты смешон! Жалок! Нас отправилась по магазинам, идиот. Может быть, подцепила кого-нибудь. Может, она сейчас трахается с каким-нибудь французским придурком. Или решила поехать еще куда-нибудь. Она вернется!
Иннокенсио смотрел на Боза с какой-то безумной надеждой, почти с детским доверием.
— Вернется? Ты, правда, так думаешь?
— Она вернется, — твердо ответил Боз. — Нас всегда возвращается. И что она подумает, когда увидит все это? — он обвел рукой разгромленную квартиру Инки. Неплохие апартаменты, двенадцать тысяч баксов в месяц.
Внезапно притихнув, Инки посмотрел по сторонам и помрачнел, словно впервые увидел и оценил царящее кругом разрушение.
— Честное слово, Инки, — защебетала Сесили. — Это уже слишком. Нам всем не хватает Насти, но мы не делаем из этого проблему! Ты же сам знаешь, что она вернется. Квартиру она оставила за собой, даже вещи не забрала. Боз прав — что она подумает о тебе, когда вернется?