Вечно дикая
Шрифт:
Как только заканчиваю рассказ, он качает головой.
– В тот день, когда эта женщина перестанет вмешиваться в жизнь людей, она перестанет дышать.
– Она хотела как лучше, – полушутя оправдываю я Мюриэль. – Астрид, пожалуй, не стоит вот так летать из Осло туда-сюда. Это риск для нее, и я буду чувствовать себя ужасно, если с ней что-нибудь случится. – Со временем эта правда давит на меня сильнее. – Все совсем не так, как я себе представляла. И уж точно не так, как представляла себе моя мать.
Рой прислоняется к стене сарая и складывает руки на груди.
–
– Не знаю, – отвечаю я и, недолго думая, добавляю: – А стоит?
Кустистые брови Роя поднимаются от удивления.
– Ты меня спрашиваешь, когда тебе выходить замуж?
– Ну да. Может быть, – хихикаю я. – Почему бы и нет?
Рой был первым, кто узнал о нашей помолвке. Раньше моей мамы и Саймона, даже раньше Дианы. И он был первым, кто поздравил нас.
Из всех, кто вместе со мной ждал известий о местонахождении Джоны в ту страшную ночь, именно в Рое я нашла колоссальную поддержку.
– Значит, ты запуталась.
Кажется, его мысли блуждают где-то далеко. Он окидывает взглядом аккуратные вязанки дров возле своего грузовика.
– Родители Николь не хотели, чтобы она выходила за меня замуж. Поначалу они даже отказались оплачивать свадьбу, но, когда поняли, что она твердо вознамерилась это сделать, несмотря ни на что, даже если ей придется предстать перед священником с незнакомым человеком в качестве свидетеля, они изменили свое решение. И устроили своей дочери достойную свадьбу, пусть даже с парнем, который, по их мнению, совсем ее не заслуживал. – Рой опускает глаза на свои башмаки. – Они вбухали столько денег в ее грандиозное увлечение, и что это принесло ей в итоге? Уж точно не счастье. По крайней мере, не со мной. – Он фыркает. – Джим… тот самый парень. Я знал, что когда-нибудь она окажется с ним.
– Но с тобой у нее появилась прекрасная дочь, – мягко напоминаю я. – А потом – двое внуков.
Рой хмурится, резко выпрямляясь.
– Мне плевать на то, что хотят другие люди, и тебе тоже незачем переживать. Выходи за Джону в пустом сарае в шерстяном свитере в окружении козьего дерьма или выходи за него в следующем году на каком-нибудь важном и дорогущем шоу с собаками и пони, где на тебя будет смотреть куча незнакомых людей. Это не должно иметь никакого значения для тех, кто хоть немного важен для вас самих. И это точно не изменит ваш брак ни на йоту, особенно когда «и в горе, и в радости» превратится только «в горе». – Он берется за ручку двери сарая. – Если уж на то пошло, единственный человек, кто может за неделю вытащить свадьбу из задницы и слепить из дерьма конфету, – это ты.
Я улыбаюсь.
– Сочту за комплимент.
– Считай чем хочешь.
Дверь сарая открывается настежь.
– Эй, а почему бы тебе не прийти к нам на ужин сегодня?
– И разбираться с тем дерьмом, которое у тебя там творится? Ну уж нет, спасибо.
И дверь с тихим стуком захлопывается за ним.
Пользуясь случаем, достаю с заднего сиденья машины упакованные подарки. В доме Роя кладу их на пол рядом с елкой, которая, несмотря на его настойчивые возражения, все еще находится на своем месте. Только теперь рядом с ней лежит открытка
– И все же ты не собираешься ей звонить, да, старый ты ублюдок? – качаю головой, забирая с полки дюжину яиц.
Не спеша еду по длинной подъездной дороге Роя, а затем – по шоссе, не торопясь возвращаться к тому, что меня ожидает дома. Всю дорогу я думаю о Рое и его дочери, с которой он отказывается выходить на связь, как бы сильно, я подозреваю, он этого ни хотел.
Подъезжая к нашему двору, замечаю синий снегоход, припаркованный у ангара. Должно быть, Джона сбежал из «этого дерьма», как его метко охарактеризовал Рой. И, несмотря на то, что мне нужно доставить яйца Саймону, я отклоняюсь от своего маршрута.
Застаю Джону, копающимся в аварийном наборе Арчи. При звуке захлопывающейся двери он поднимает голову.
– Рой дал тебе яйца?
– Дюжину.
– Должно хватить.
Вздрагиваю от зябкого воздуха. Даже при наличии системы отопления здесь, в ангаре, никогда не бывает по-настоящему тепло. Джона уже привык, и это его не беспокоит. Меня же – очень.
– Что ты делаешь?
– Заменяю все батончики гранолы, которые у меня здесь были. На днях я проголодался, достал один, а на вкус он, как картон.
Сокращаю расстояние и прижимаюсь щекой к его плечу.
– Что происходило после того, как я уехала?
– Ты имеешь в виду, когда ты меня бросила? – Джона ухмыляется, выбрасывая два черствых батончика в ближайшую мусорную корзину, а затем поворачивается ко мне и опирается о стол. – Ну… Бьерн начал чирикать на меня по-норвежски, потому что знал, что меня это бесит, и я сказал ему, что буду рад отвезти его обратно в аэропорт. Мама сделала замечание, чтобы я перестал быть мудаком. Наверное, я это заслужил.
– А что насчет моей мамы?
Джона усмехается.
– Мюриэль пообещала ей, что в сильные морозы водопровод в общественном центре работать не будет и что все приглашенные с радостью принесут с собой еду, если мы поженимся там.
– Боже мой! Свадьба в общественном центре. – Я протяжно стону. – Это худший кошмар моей матери. Буквально.
– Звучит неплохо, если тебе интересно мое мнение, но вена на ее лбу начала пульсировать. И тогда я ушел.
Прижимаюсь к широкой груди Джоны, с удовольствием принимая его утешительные объятия.
– И зачем Мюриэль это нужно было?
– Это не ее вина, и ничего из этого не является неожиданностью. Мы знали, что обе стороны будут пытаться выяснить дату, а твоя мать будет настаивать на свадьбе в Торонто.
Вдыхаю знакомый запах Джоны – мятной жвачки и древесного мыла – и размышляю над словами Роя.
– А чего хочешь ты, Джона?
Его грудь вздымается от вздоха.
– Я сделаю все, что хочешь ты…
– Какого черта! – Я отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза; в них вспыхивает раздражение. – Ты никогда не боялся говорить мне все, как есть или как, по твоему мнению, оно должно быть, но у тебя нет никакого мнения по поводу нашей свадьбы? Как такое возможно?