Вечно дикая

Такер К. А.

Он отклоняет голову и наблюдает, как его отчим достает из кухонного шкафчика стакан, а затем идет к холодильнику, чтобы наполнить его водой из фильтра.

– Не думаю, что он нас видел, – шепчет Джона с нескрываемым весельем в голосе, пока мы голые лежим на диване, если не считать покрывала, в компрометирующей позе.

Кажется, Бьерн вообще не проснулся. Он небрежно почесывает свой круглый живот, заглатывая полный стакан воды. Затем вновь наполняет его, закрывает холодильник и, бормоча что-то по-норвежски, направляется к лестнице.

Я задерживаю дыхание.

Перед

тем как сделать первый шаг на лестницу, он поворачивается к дивану и к нам, молча наблюдающим за ним. Нет ни единого шанса, что взрослый человек, будучи в здравом уме, не смог бы понять, свидетелем какой ситуации он только что стал.

– Хорошая шляпа, – бормочет Бьерн и, держась за перила, идет наверх.

Мои щеки вспыхивают от смущения.

– Не могу поверить, что это произошло на самом деле.

Он что, увидел нас, когда спускался, и сделал вид, что не заметил? Неужели он знал, что мы все это время были здесь, голые, и решил, что наименее неловким выходом из сложившейся ситуации будет проигнорировать нас?

И что именно увидел Бьерн?

Джона облегченно выдыхает.

– Так на чем мы остановились?

– Мы шли в душ.

Я слезаю с Джоны, прихватив с собой покрывало, и заворачиваюсь в него.

– Черт бы побрал этого Бьерна, – слышу недовольное бурчание Джоны, когда поднимаюсь по ступенькам.

Глава 6

– Знаешь, когда я был маленьким, у нас был золотистый ретривер, который ждал маму у окна, ее возвращения домой, – замечает Джона.

Я бросаю взгляд через плечо и успеваю заметить, как Астрид легонько шлепает его по бицепсу, прежде чем передвинуть свою игровую фигуру. Вместе с пряничным домиком, который она все время называет pepperkake, Астрид привезла с собой целый чемодан, полный подарков на новоселье, в том числе свечу, что сейчас горит в углу гостиной, маленького уродливого рождественского гнома, приносящего удачу и стоящего теперь рядом с вырезанными Этель вороном и его женой-гусыней, и несколько баночек со всяким съестным для сочельника, рецепт чего я не могу определить и что, скорее всего, есть не стану.

Но больше всего Джона обрадовался настольной игре «Мечи и щиты», в которую они с Астрид сейчас играют. Когда он был маленьким, они просиживали за ней часами.

– Да ладно. Может, присядешь? – Джона похлопывает по месту на диване рядом с собой.

Бьерн тихонько похрапывает в откидном кресле поодаль, которое он, похоже, теперь считает своим собственным. Он ни словом не обмолвился о своем вчерашнем появлении, и я все никак не могу понять, то ли это потому, что он ничего не понял, то ли потому, что у Бьерна имеется хоть немного такта.

– Они должны были приехать сорок пять минут назад, и мама не отвечает ни на одно из моих сообщений.

На улице темно. Гораздо темнее, чем на ярко освещенных улицах Торонто, по которым они привыкли ездить.

– Скорее всего, у нее просто сел телефон.

– Значит, она могла бы воспользоваться телефоном Саймона.

– Может быть, его тоже сел.

– Саймон

возит с собой портативное зарядное устройство.

Джона замирает с протянутой к фигурке рукой и бросает на меня раздраженный взгляд.

– Тогда я не знаю, что тебе сказать, кроме того, что они приедут. От Анкориджа сюда добираться два часа, идет снег, и они понятия не имеют, куда едут, так что ехать будут долго, но рано или поздно все-таки будут здесь, Калла.

Я перевожу взгляд за окно, на кромешную тьму, которую разбавляют только белые мерцающие гирлянды, мы зажгли их на крыльце. Завтра будет ровно год с тех пор, как мама и Саймон привезли меня в аэропорт Пирсон с билетом в один конец. Конечно, мы регулярно разговариваем, переписываемся и довольно часто общаемся по видеосвязи, но экран не может заменить настоящего Саймона, сидящего напротив меня, пока он потягивает чай и делится мудростью, и сколько бы я ни вдыхала, я не смогу уловить запах цветочных духов моей матери через телефонную трубку.

Знала, что буду скучать по ним, когда уеду, но не представляла, насколько сильно.

Наконец, замечаю тусклый луч света, за которым появляются две светящиеся сферы, медленно движущиеся по нашей подъездной дороге, и мой визг будит дремлющего Бьерна. Я бросаюсь через гостиную к входной двери, накидываю громоздкое пальто и сапоги и пулей вылетаю на улицу. Пока мчусь к тому месту, где остановился внедорожник, поскальзываюсь на заснеженной тропинке.

– Ты не поверишь, сколько времени мы потратили, пока арендовали машину, – восклицает мама, покидая пассажирское сиденье. – Они пытались впарить нам повышенный класс, а когда мы сказали, что не нуждаемся в этом, вместо внедорожника предложили минивэн – минивэн! По таким-то дорогам! Представляешь? Боже мой, я так устала. Иди сюда. – Мама обхватывает меня за шею и притягивает к себе. – Я так по тебе соскучилась.

– Я тоже по тебе скучала.

Тепло отвечаю на долгие объятия, глубоко вдыхая аромат ее духов, будто на мгновение вернулась домой.

– Похоже, все обошлось?

– А? – Она машет рукой в перчатке в сторону их БМВ. – Ну да, я просто сказала, что, если они не могут выполнить наш заказ, тогда пусть предоставят машину классом выше, но по той же цене.

– У твоей матери забавная манера «просто говорить». – Саймон натягивает на лысеющую голову вязаную шапочку, пока огибает капот внедорожника. – Я удивлен, что мы вообще уехали оттуда без наручников. Впрочем, неважно. Мы наконец-то добрались.

Прижимаюсь к долговязому телу Саймона, и глаза горят от переполняющей меня радости, что они оба здесь.

Входная дверь со скрипом открывается, и по парадной лестнице без пальто, в незашнурованных ботинках спускается Джона.

– Сьюзан, Саймон, рад снова вас видеть. – Он обнимает мою маму, отчего она удивленно смеется, а затем протягивает руку Саймону, чтобы крепко ее пожать. – Мы очень рады, что вы приехали.

– Я привык к большему количеству вечерних фонарей. Все искал глазами лося, – говорит Саймон, пока открывает багажник.