Вечность как предчувствие
Шрифт:
– Витечка... Витечка...
– мелко перебирая ножками и повторяя, как заклятие спасения, имя партнера по сцене и по жизни, Валентина лавировала в потоке спешащих по делам актеров Молодежного Театра, преодолевая расстояние от костюмерной до гримерки.
– Только ты мне поможешь... Витечка... Витечка...
Когда узкий коридор резко вильнул право, а в лицо ударили прямые солнечные лучи, Валя замерла, на мгновенье ослепнув, нащупала кругляш дверной ручки и толкнула бедром дверь. Стоя на пороге и пытаясь отогнать солнечные блики, девушка уловила краем уха отголосок звонкого смеха и басовитое "Будешь наказана!". Такое знакомое и страстно-властное...
Просочиться
Вале бы стыдливо опустить взгляд и выйти, тихо прикрыв за собою дверь, но знакомое "Будешь наказана!" и не менее знакомая мужская голая задница, ритмично исполняющая поступательные движения, заставили прилить кровь к голове с такой силой, что заложило уши. Сердце, захлебнувшись, утонуло в раскаленной лаве. Рука, только что крепко держащая обрывки шнурка, как дополнительный фактор давления на жалость, расслабилась, роняя их на пол.
Наружу рвался крик, но грудь сдавило с такой силой, что не то чтобы крикнуть - сделать вдох было невозможно! Валентина кричала, но крика никто не слышал. Сердце разбилось, и по его осколкам топталась пара сильных ног, облаченные в театральные обноски. Витечка... Ее Витечка, свет в окошке детского дома, надежда и упование, светил голой задницей и по давно забытой Валей традиции отмечал премьеру банальным траханьем в гримерной.
Мозг, сведенный судорогой, наконец, избавился от оков и отдал приказ: ногам - идти, рукам - закрыть дверь, голове - не думать!
Весь обратный путь до костюмерной, Валя прошла, толкая перед собой виртуальную тележку переполненную грудой металлолома, изъеденного ржавчиной горя, воспоминаний и разбитых мечтаний. На девушку никто не обращал внимания. Актеры суетились, обслуживающий сцену персонал похабно шутил и по лошадиному ржал, режиссер истерил и громко отдавал распоряжения.
В гардеробной все так же пахло полынью - народным средством от вездесущей моли, и сладким ароматом ландышей.
– Что у тебя случилось, Потапенко? На тебе или лица нет, или с белилами переборщила.
Валя, услышав свою фамилию, подняла голову и пустым взглядом уставилась на стоящую на антресольном этаже Клавдию Андреевну. Заведующая складом нахмурилась, чуть склонившись вперед, прошлась по застывшей статуей Валентине опытным взглядом и, обнаружив несовершенство костюма, злобно процедила:
– Таки порвала!
Будь Валя в сознании, уже упала бы в обморок. Однако перенесенное потрясение, облачив девушку в скафандр безразличия, отсекло негатив нападки тети Клавы - Валентина поломанной куклой стояла и ждала, пока озлобленная костюмерша поправляла наряд и с нечеловеческой силой затягивала шнуровку корсета. Сунувшиеся было побалагурить с коллегой служители искусства, обнаружив мегеру, поспешили ретироваться, плавно прикрыв дверь примерочной.
– Все!
– еще раз дернув за шнурок и прокрутив девушку, констатировала факт окончания экзекуции тетя Клава.
– Потапенко! Очнись! У тебя премьера!
Слова влетели в Валины уши, добрались до сознания, но отскочив от него резиновыми мячиками, выскочили из головы. Взгляд лишь на мгновенье обрел осмысленность.
– Иду...
По задумке режиссера актеры главных ролей должны были отыграть мизансцену,
Стоя в кулисах слева от сцены, Валя пыталась вернуть себе благодушие. Страх опозориться перед публикой победил страх одиночества, затолкал обиду на предателя в кладовую замороженных активов, и заставил расправить плечи. Напротив, всего в нескольких метрах от девушки, стоял разодетый в пух и прах дворянин Витечка. Подмигнув и погладив себя по груди, расправляя несуществующие складки на одежде, он повернул голову в сторону разъезжающихся в стороны портьер, надел широкую улыбку и шагнул на сцену. Прожектор выхватил его высокую фигуру и повел вдоль ряда ламп, изображающих факельные огни.
Герой разговаривал с залом, а Валя представляла, как она следующей выйдет на сцену, начнет свой монолог, а сама будет гадать: играет ли Витя или, действительно, не знает, что растоптал девичье сердце?
Приготовившись выходить из кулис, Валентина занесла ногу, но вместо того, чтобы двинуться вперед, вдруг потеряла равновесие и начала падать назад. Сердце прыгнуло к горлу, когда некто крайне сильный, обхватив талию, потянул девушку вглубь сценических декораций. Шипя и хватаясь за ткань портьер, пытаясь нащупать нахальную руку, чтобы отцепиться, Валя пятилась назад, и все никак не могла избавиться от захвата. Ее тянуло и тянуло, бесконечно долго, непреодолимо затягивая в темноту закулисья. Руки хватали воздух, обвесы, бархат и бахрому, но ничто не помогало задержать падение.
В глаза ударил луч прожектора, ослепляя, как недавно сделало это закатное солнце, уши заложило, и Валя все-таки упала, по пути сшибла сложенную из чего-то колонну. Из-за танцующих перед глазами бликов, разобрать что-либо было невозможно. Падающие вслед за девушкой камни, шустро трамбовались, гулко ударяя друг друга и ту, что посмела нарушить их покой. Мир поспешно наполнился объемом: голоса, на которые Валя рассердилась, потому что их могли услышать и в зале, шептали, кричали, возмущались; боль в правой ладошке, которая обозначилась сразу, как только Валентина плюхнулась попой на землю; погребная сырость, забравшаяся под корсет; запах костра, разведенного в закулисье, несмотря на строгость соблюдения пожарной безопасности; сквозняк, запутавший выбившиеся из прически в процессе борьбы локоны...
– Вы - уроды! Какого... блин!
– Валентина готова была порвать всех на мелкие лоскутки. У нее премьера! Постановка, на которую пришли посмотреть мэтры!
– Кто?! Кто это сделал, уроды?! Завистники хреновы!
– голос срывался, слезы душили не меньше тесного корсета, из-за которого, кстати, Валя не могла подняться самостоятельно. Перекатившись на живот и, с трудом подобрав подол платья, актриса, найдя точку опоры, поднялась и резко развернулась лицом к сцене.
В глаза вновь ударил свет, разделившись в этот раз на несколько ярких танцующих пятен. Контраст между темнотой кулис и ярким освещением сцены играл не на руку Вале. Голоса, слава Богу, стихли, давая надежду, что еще не все потеряно.
– Я с вами еще поквитаюсь!
– злобно бросив неслышимое проклятье в сторону насмешников, Валя схватила ткань юбки и с первым шагом скривилась - руку она поранила столь сильно, что прошедший первый болевой шок оголил нервы, и боль вновь резанула ладонь.
– Еще и платье испачкала!
– хоть и не видя следа от крови, девушка заранее расстроилась.
Не позволяя себе раскиснуть еще больше, Валентина собрала широкую юбку в одну руку и решительно направилась на исходную точку. Зал, наверняка, уже волнуется в ожидании. Витечка... говно это на палочке, волнуется не меньше.