Вечность
Шрифт:
— Впечатляющая реконструкция места преступления, — усмехается Трина, выдергивая осколки из своих рук, ног, лица. Раны мгновенно закрываются. — Не терпится прочитать об этом в завтрашних газетах. — И так же, с улыбкой, она вновь подходит ко мне, полная энергии и рвущаяся к победе. — Честно говоря, твоя убогая демонстрация силы совсем ни к чему, — шепчет она. — Серьезно, Эвер, ты — негостеприимная хозяйка. Неудивительно, что у тебя совсем нет друзей, если ты так обращаешься с гостями.
Я отталкиваю Трину. Я готова швырять ее хоть тысячу
— Старинный фокус — «голова в тисках с зубчатыми зажимами», — смеется Трина. — Действует безотказно! А ведь я пыталась тебя предупредить, но ты не захотела слушать. Право, Эвер, все зависит только от тебя. Я могу усилить боль… — Она щурит глаза, и мое тело корчится в агонии, а к горлу подступает тошнота. — Или ты можешь… просто сдаться. Тогда все будет легко и мило. Выбирай!
Я стараюсь сфокусировать взгляд, но в глазах все расплывается, руки и ноги словно без костей, а Трина — стремительное размытое пятно, и я знаю, что мне ее не одолеть.
Закрываю глаза и думаю: я не могу позволить ей победить. Она не должна победить. Только не в этот раз, после того что она сделала с моей семьей.
Я слабо, неуклюже замахиваюсь… Мой кулак попадает ей прямо в грудь — но, едва задев, бессильно падает.
Шатаясь, я отступаю назад, понимая, что удар был недостаточно силен. От него никакого толку.
Закрываю глаза и, сжавшись, жду конца. Раз он все равно неизбежен, так пусть уж поскорее. Но вот в голове понемногу проясняется, буря в желудке успокаивается, и я вновь открываю глаза. Трина прислонилась к стене и, держась за грудь, обвиняюще смотрит в пространство.
— Деймен! — кричит она, глядя мимо меня. — Не позволяй ей так поступать со мной! С нами!
Я оборачиваюсь и вижу, что Деймен стоит рядом, смотрит на Трину и качает головой.
— Поздно. — Он берет мою руку и сплетает пальцы с моими. — Тебе пора уходить, Поверина.
— Не называй меня так! — вопит она. Невероятные зеленые глаза налились кровью. — Я ненавижу это имя!
— Знаю, — отвечает он, крепче сжимая мои пальцы.
Трина съеживается, сморщивается, стареет на глазах — и исчезает. Остаются только изящные туфли и черное шелковое платье.
— Как это…
Я поворачиваюсь к Деймену в надежде получить объяснение.
А он только улыбается.
— Все кончено. Совсем, абсолютно. Кончено навеки.
Он притягивает меня к себе, покрывает лицо чудесными теплыми поцелуями и обещает:
— Она никогда больше нас не потревожит.
— Я что… убила ее?
Не уверена, что я этому рада, несмотря на то что она сделала с моей семьей и на то что много раз убивала меня саму.
Деймен кивает.
— А… как? Если она бессмертная, так я, вроде, должна была отрезать ей голову?
Деймен смеется.
—
Потом его лицо становится серьезным.
— Все совсем не так. Не надо отрубать головы, не нужно осиновых колов и серебряных пуль. Все сводится к одному простому факту: ненависть ослабляет, а любовь придает силы. Каким-то образом ты сумела ударить Трину в самое уязвимое место.
И все-таки я не понимаю.
— Да я ее едва коснулась!
— Ты метила в четвертую чакру и попала прямо в яблочко.
Что-что?
— В человеческом теле семь чакр. Четвертая чакра, или чакра сердца, как ее иногда называют, — средоточие бескорыстной любви, сочувствия, всего того, чего Трина была лишена. Поэтому она была беззащитна перед тобой. Эвер, ее убило отсутствие любви.
— Но если эта чакра такая уязвимая, почему Трина ее не защитила?
— Ее ослепил собственный эгоизм. Трина не замечала, какие темные силы владели ею, какой она стала злобной и жадной…
— А если ты все знал, почему не сказал мне раньше?
Он пожимает плечами.
— Это были всего лишь предположения. До сих пор я никогда не убивал бессмертных, поэтому сомневался, подействует ли…
— Значит, есть и другие бессмертные? Не только Трина?
Деймен открывает рот, как будто хочет что-то сказать, и тут же закрывает снова. В его глазах я вижу проблеск… сожаления? Раскаяния? Что бы это ни было, оно мгновенно исчезает.
— Трина говорила о тебе и о твоем прошлом…
— Эвер, — говорит Деймен. — Эвер, посмотри на меня!
Он поворачивает мое лицо за подбородок, и в конце концов я покоряюсь.
— Я живу на свете очень долго…
— Не то слово — шестьсот лет!
Он вздрагивает.
— Примерно. За это время я много всякого повидал, много чем занимался, и моя жизнь далеко не всегда была такой уж хорошей и невинной. Собственно говоря, частенько бывало совсем наоборот.
Я отступаю, не уверенная, что я готова все выслушивать, но Деймен снова привлекает меня к себе.
— Эвер, ты готова это услышать, потому что я не убийца, не злодей. Я просто… Просто любил наслаждаться жизнью. И все же каждый раз, как я встречал тебя, я был готов бросить все, чтобы быть рядом с тобой.
На этот раз мне удается вывернуться из его объятий. Про себя я думаю: «Ах, ну как же! Классический случай! Мальчик встретил девочку и опять ее потерял. Снова и снова, столетие за столетием, и каждый раз их разлучают раньше, чем они успеют сделать то, что надо. Неудивительно, что он так мной заинтересовался. Я — единственная, кто все время ускользает у него из рук. Я — словно живой запретный плод. Выходит, я должна оставаться вечной девственницей? Исчезать каждые несколько лет, чтобы поддерживать в нем интерес? А теперь мы прикованы друг к другу на целую вечность, и что — как только дело будет сделано, наш поезд приедет в город под названием Скука, и Деймену снова захочется „наслаждаться жизнью“?»