Вечные ценности. Статьи о русской литературе
Шрифт:
Трудно не усмотреть в повествовании некоторых аллюзий, столь любезных сердцу подсоветских литераторов; впрочем, умеренных, и употребленных со вкусом и кстати.
Стрелецкий десятник Агишев везет опального протопопа Ивана Неронова в ссылку, и дорогой всячески тиранит – а в монастыре, куда тот отправлен, его принимают с колокольным звоном как мученика за правду. Испугавшись, Агишев просит арестанта: «Прости, святой отец, и не погуби!» И Неронов ему отвечает: «Зачем мне тебя губить, сами вы себя погубите. Да уже и погубили». Слова напрашиваются на применение к чекистам нашего века.
Столь же актуальны мысли, вложенные в уста Аввакуму: «Мы и про завтра ничего сказать не умеем, а у Бога и что через год будет записано, и через 10 лет, и на каждый
Тот же Аввакум, вернувшись из заключения, спрашивает жену, помогали ли ей его братья, а та ему за них заступается: «Не ропщи ты на братьев. Страшное нынче время. Не только за подачку, за доброе слово наказать могут». Чем не сегодняшний день?
Выпишем еще такой пассаж об образе Владимирской Богоматери: «То была воистину русская и московская святыня. Из Владимира ее перенесли в 1394 году. Святой ее силой был остановлен Тохтамыш 164 , направлявшийся разорить Москву. Это была совершенная по красоте икона. Ни золото царственных одежд, ни божественное предначертание судьбы младенца Бога-человека не могли укротить в матери любви к своему ребенку. Русские люди шли к этой иконе, чтоб почерпнуть от ее любви. Но и ныне царь припадал к святыне своего отца и деда, и всего своего народа».
164
Тохтамыш (?-1406) – хан Золотой Орды в 1380–1395 гг.
Рассказав о наставлении царя военачальникам, выступающим в поход, автор комментирует его чувство следующим образом: «Для Алексея Михайловича его заповедь не была пустословием для очистки совести. Эта заповедь происходила из глубочайшей религиозности царя и его понимания царской власти, где ответственность за действия всех людей царства была на его собственной совести».
Закончим воспроизведением сцены, где царь смотрит ночью на церковь в Вязьме:
«Тут как раз тучу снесло ветром на запад, полная луна воссияла на небе, и государь, глядя на трехглавый устремленный в небеса храм Одигитрии, ахнул:
– За такой-то красотой в тридевятое царство ходят, а у нас вот она!
Каменное белое, как серебро, кружево не стояло на земле, оно летело, и все три купола, как три стрелы, как три белые птицы, летели среди небес, и луна летела, и Алексею Михайловичу чудилось, что и сам он тоже летит».
Вот как стали писать в подъяремной России! А люди, достигшие внутренней свободы, добьются, верим и надеемся, и свободы физической. Бог им в помочь!
Суд над левой интеллигенцией
Если изложить суммарно содержание большого романа (780 стр.) Бориса Можаева 165 «Мужики и бабы», опубликованного в Москве в 1988 году, это есть рассказ об ужасах раскулачивания, коллективизации, закрытия церквей и подавления крестьянского сопротивления насилию властей. Тут много убийственной для режима правды. Жаль, что автор ее портит (искренне ли или по необходимости) ссылками на Ленина, при котором, мол, было лучше.
165
Борис Андреевич Можаев (1923–1996) —писатель, поэт.
Выпишем, однако, оттуда некоторые мысли по вопросам русской истории в целом, вложенной в уста главному положительному герою Димитрию Успенскому (он, между прочим, сын священника; этого бы, однако, довольно оказалось в сталинские времена, чтобы книгу запретить, а автора отправить в места не столь отдаленные):
«Дело в той привычке традиции – пинать русскую государственность, в той скверной замашке, которая сидит у нас в печенках почти сотню лет. Дело в интеллигентской
Опираясь на В. Соловьева и на Достоевского, Успенский подробно разбирает и уничтожающе критикует Чернышевского и его теорию разумного эгоизма. Вторит ему и другой, тоже положительный, персонаж книги, Роман Юхно: «Устроить жизнь человека без Бога, без религии – давненько пытается так называемый прогрессивный материализм».
Сходно по сути, рассуждают и мужики. Один из них, Прокоп Алдонин, говорит так: «Сейчас ты ничего не увидишь. Эдак лет через 50 или 100 видно будет как сложится жизнь – по-божески или по законам Антихриста». Вот мы и увидели…
Любопытны вскользь упоминаемые писателем слухи в крестьянской среде о Лжеанастасии, порождающие надежду на возврат монархии.
Не везет советской власти с писателями-деревенщиками! Все больше, все громче поднимают они речь об ее преступлениях, все сильнее колеблют самые ее основы… Не близится ли уж для нее час расплаты?
Рецензируемая книга входит в состав серии Библиотека российского романа. Не так давно еще, подобная фразеология было бы невозможна: для большевиков существовал только советский роман, в крайнем случае – русский. Tempora mutantur 166 …
166
Времена меняются (лат.).
Василий Белов. Воспитание по доктору Споку (Москва, 1978)
Мы, в эмиграции, слышим время от времени (включая из уст Солженицына) о расцвете сейчас в СССР литературы на деревенские темы; но, в общем, с ней мало знакомы, кроме превосходных рассказов и романов Солоухина.
Разбираемая книга представляет собою именно образец такой литературы, и на высоком уровне; в особенности, стоящая в ней первой (и, действительно, далеко превышающая по качеству остальные четыре новеллы) повесть «Плотницкие рассказы».
Тут описаны, безо всякого нажима, судьбы двух односельчан, родившихся в конце прошлого века, Олеши Смолина и Авинера Козонкова. Оба, каждый в своем роде, – типичные русские крестьяне; только первый вобрал в себя лучшие, а второй – самые скверные черты нашего национального характера.
Смолин от роду (таков был уже его отец и, похоже, такова же и его единственная дочка) – работяга, честный и скромный, с инстинктивной деликатностью и тактичностью, сдобренной в меру развитым чувством юмора. Козонков – бездельник, наглый горлопан и, во всех случаях жизни, бессовестный плут, к которому, как по мерке, прикладывается есенинская строчка: