Вечные сны о любви (сборник)

Робертс Нора

Кейлин опустила руки. Она не была истеричкой и не станет ею. Она уже не боялась Флинна. Какой бы дикой ни была его мужская красота, он не причинил ей никакого вреда. Наоборот, ухаживает за ней.

Но факты представляли собой загадку, разве нет? Фактом было то, что она не могла здесь находиться, но находилась. Что он не мог существовать, но существовал. Что она чувствовала то, что чувствовала, без всякой на то причины.

Жил-был однажды… подумала она и вздохнула.

— Я не верю в сказки.

—

Ну что ж, это очень печально. Почему ты не хочешь верить? Ты думаешь, что мир может существовать без волшебства? Откуда берется цвет, откуда красота? Где чудеса?

— Не знаю. У меня нет ответов. Или это сон, или я сейчас сижу в лесу на… — она поднялась, чтобы повернуться и рассмотреть стул, — на стуле с инкрустацией по дереву, думаю, голландском, начало восемнадцатого века. Очень мило. Ну, да. — Она снова села. — Я сижу здесь на этом прекрасном стуле, в лесу, пронизанном солнцем, приехав сюда на великолепном коне, проведя до этого ночь в замке…

— Это не совсем замок. Скорее, поместье.

— Все, что угодно, с мужчиной, который утверждает, что ему более пятисот лет.

— Пятьсот двадцать восемь, если быть точным.

— Правда? Вы очень неплохо сохранились. Пятьсотдвадцативосьмилетний волшебник коллекционирует дозаторы «Пец».

— Забавные штучки.

— И я не знаю, каким образом хоть что-то из этого может быть правдой, но я почему-то верю в это. Я верю во все это. Потому что продолжать отрицать то, что я вижу своими собственными глазами, — в этом меньше смысла, чем в вере.

— Вот-вот. — Он радостно улыбнулся ей. — Я знал, что ты здравомыслящая женщина.

— О да, я очень здравомыслящая, очень уравновешенная. И поэтому я должна верить тому, что вижу, даже если это нелогично.

— Если существует то, что логично, должно существовать и то, что нелогично. Равновесие вещей, Кейлин.

— Хорошо. — Она сидела спокойно, оглядываясь вокруг. — Я верю в равновесие вещей. — Воздух заискрился. Она чувствовала это на своем лице. Как чувствовала глубокий запах леса, как слышала трели певчих птиц. Она была здесь, и он тоже.

— Итак, я сижу на этом прекрасном стуле в заколдованном лесу и разговариваю с пятьсотдвадцативосьмилетним волшебником. И — если это еще не полное безумие — есть еще кое-что, что завершает все это. Я в него влюбилась.

Беззаботная улыбка сошла с его лица. То, что отразилось на нем, было таким жарким и запутанным, имело столько слоев и направлений, что у него перехватило дыхание.

— Я ждал тебя, сквозь время, во снах, в этих маленьких просветах жизни, которые столь же мучительны, сколь и прекрасны. Теперь ты придешь ко мне, Кейлин? По своей воле?

Она поднялась, пошла к нему по мягкой подушке лесного ковра.

— Не знаю, как я могу так чувствовать, знаю только, что чувствую это.

Он принял ее в свои объятия, и его поцелуй был на этот раз жадным. Собственническим.

Когда она прижалась к нему всем телом, обвила руками шею, он усилил поцелуй, взял больше. Наполнил себя ею.

Голова ее кружилась, но она наслаждалась. Никто никогда не желал ее — вот так. Не прикасался к ней так. Не нуждался в ней так. Желание горячей струей наполнило кровь, сделав логику, здравый смысл смешными и нелепыми.

У нее было волшебство. К чему ей был здравый смысл?

— Моя, — шептал он ей. Повторял это снова и снова, а его губы искательно блуждали по ее лицу, шее. Затем, откинув голову, он прокричал:

— Она моя отныне и навеки. Я объявляю ее своей, и это мое право.

Когда он поднял ее на руки, по небу полоснула молния. Мир вздрогнул.

Они ехали через лес. Он показал ей ручей, в котором золотые рыбки плавали над серебряными камнями, водопад, падающий в заводь, чистую, как голубое стекло. Он остановился, чтобы сорвать диких цветов и украсить ими ее волосы. И когда он целовал ее, делал это мягко и нежно. Его настроение, подумала она, такое же волшебное, как и все остальное в нем, и такое же необъяснимое. Он ухаживал за ней, смешил ее, извлекая из воздуха всякие безделушки и рисуя в небе радуги.

Кейлин чувствовала легкий ветерок на щеках, запах цветов. То, что было у нее в сердце, было похоже на музыку. Сказки действительно реальны, подумала она. Всю жизнь она не обращала на них внимания, отвергала фразы типа «и жили они с тех долго и счастливо», над которыми так вздыхала ее мать, а оказывается, сказка ждала ее. Теперь все должно стать иным.

Возможно, она знала об этом каким-то образом. Глубоко внутри знала, что все это ждет ее, что Флинн ждет, когда она разбудит его.

Они то шли, то ехали верхом, а птицы вокруг пели, и туман таял, и наступал сияющий день.

Там, у заводи, он устроил пикник, наливал вино из открытой руки, изумляя ее. Постоянно прикасался к ее волосам, щекам, плечам, словно прикосновения его успокаивали.

Раньше у нее никогда не было романов. Для этого просто не хватало времени. А теперь казалось, что вся жизнь, полная любви и ожидания, может уместиться в один счастливый день.

Он знал понемногу все обо всем. История, культура, искусство, литература, наука. С волнением она поняла, что мужчина, который завладел ее сердцем, которого так хотело ее тело, привлекал и разумом тоже. Он заставлял ее смеяться, удивляться, радоваться. И он дал ей успокоенность, без которой она, оказывается, жила, сама того не осознавая.

И если это сон, подумала она, когда опустились сумерки и они снова ехали верхом, то лучше уж никогда не просыпаться.

Глава 5

Идеальный день заслуживал идеальной ночи. Она думала, надеялась, что когда они вернутся с прогулки, он поведет ее к себе. Поведет ее в постель.

Но он лишь одарил ее этим волнующим поцелуем, который делал ее такой слабой и встревоженной, и спросил, не хочет ли она к вечеру переодеться.