Вечные сны о любви (сборник)
Шрифт:
— Да. Я тоже. — Особенно сейчас, отметил он про себя, когда у него была возможность полюбоваться этими длинными ногами, прежде чем она подогнула их под себя, устроившись на диване.
Поставив кофе, подбросил в огонь еще одно полено. Потом взял чашку и присоединился к ней.
— Еще не готовы идти спать? Она покачала головой.
— Кажется, я еще слишком нервничаю. Думаю, я еще никогда не слышала такого грома, который бы потряс дом до основания.
— Может быть, это потому, что мы находимся так близко к воде. Хотя я тоже не припоминаю такого сильного шторма. — Он выпил
Эта неожиданная шутка заставила ее рассмеяться.
Какой чудесный смех, подумал он. Нежный, светлый, звонкий, как колокольчик. От этого ему стало легче на сердце.
Он старался не думать о том, как туго обозначилась ее грудь под облегающей рубашкой.
— Расскажите мне о себе, Энни Тайлер.
— Рассказывать особо нечего. Я выросла в Санта-Барбаре.
— Очень красивое место. Братья или сестры есть? Она покачала головой.
— только я. Мои родители погибли, когда мне было пятнадцать.
— Как?
— Авиакатастрофа. Они летели осматривать очередной земельный участок, продажей которого собирались заниматься. — Она отхлебнула кофе с задумчивым видом. — Бабушка — вот и вся моя семья, которая осталась. Она прилетела, чтобы утешить меня, да так и осталась на следующие три года, пока я не поступила в колледж. Потом она вернулась домой, в Мэн, а я поехала в Смит. И последние два года, после того как она перенесла удар, уже была моя очередь помогать ей.
Она сказала все это просто, не вдаваясь в детали, но Бена заинтересовало то, что она опустила. У нее могла бы быть карьера. Свое жилье. Своя жизнь. Но она просто упаковала вещи и отправилась в Мэн, чтобы быть с бабушкой, не думая о том, от чего отказывается.
— Почему вы здесь остались? Почему не вернулись в Нью-Йорк?
Энни пожала плечами.
— Надо еще кое— что закончить. — Она вспомнила о все еще неоплаченных долгах, о тех нитях в своей жизни, которые оказались оборваны, и об одиночестве, которое иногда ощущала при мысли о том, что она последний член семьи, оставшийся в живых. — Кроме того, я решила, что мне нравится Транквилити. Люди. Темп жизни. Постепенно это место становится моим домом. — Она повернулась к нему. — А вы какое место считаете своим домом?
— Главным образом Сан-Франциско. У меня там жилье. И еще одно в Нью-Йорке. Но ни одно из них не считаю своим домом.
— тогда почему там остаетесь? Он пожал плечами.
— Моя работа, из-за нее я мотаюсь с побережья на побережье. Может быть, это и к лучшему. Нет времени беспокоиться.
— Беспокоиться о чем?
Окорнях, подумал он. Но вслух лишь сказал:
— Я сказал «беспокоиться»? Наверное, тут лучше подходит слово «скучать».
— Легко поддаетесь скуке?
— Не знаю. Не было времени проверить. — Он встал, чувствуя себя неловко из-за того, что приходилось говорить о себе. — Есть хотите?
— Немного. Но ведь
— Хотите поспорить? — Он показал на камин. — Мы ведь нагрели кофе, так ведь? Кроме того, мы можем найти что-нибудь этакое, что не нужно готовить. Что вы предпочитаете? — Он взял свечу и первым пошел на кухню.
— Что-нибудь попроще. — Энни взяла свою свечу и последовала за ним.
Он открыл холодильник.
— Мама была здесь на прошлой неделе вместе со своей экономкой, Розой и парой сотрудников, чтобы сделать опись мебели. Насколько я знаю свою мать, после нее остается еды столько, что можно накормить армию. — Он усмехнулся. — Если только в этой армии одни гурманы. У матери слабость к шампанскому и икре.
Энни вздохнула.
— Мне понравилось, как говорила ваша мама.
— Она бы вам понравилась. Она может быть довольно непредсказуемой. Не выносит дураков. Но у нее чудесное чувство юмора.
— И изысканный вкус. — Энни рассматривала серебряный кофейный сервис, искусно выставленный за стеклянными дверцами шкафа. У бабушки был точно такой же, фамильная ценность. У нее сердце разрывалось, когда она продала его. И дом. Но медицинские счета оставляли мало выбора и еще меньше гордости.
— Ага. Вот. — Бен достал целую коллекцию сыров. — Это нам не нужно готовить. Вы что любите? У нас есть бри, чеддер, гауда.
— Бри.
— Я тоже выбираю его. — Он вернул остальные сыры в холодильник, потом поискал на полках в буфетах, пока не наткнулся на упаковку тонких вафель.
Энни достала нож, тарелку и маленькую серебряную корзинку для вафель.
Бен рассмеялся, когда обнаружил круглую консервную банку.
— Добрая заботливая мама. Я знал, что у нее припасено что-нибудь для ее сладкоежки. Как насчет птифуров на десерт?
— Отлично. — Энни подала ему нож, и он вскрыл банку. Потом они понесли свои сокровища в большой зал, где расставили их на кофейном столике.
Бен устроился на диване и смотрел, как Энни намазывает бри на вафлю перед тем, как подать ему.
Он попробовал и издал вздох наслаждения.
— Великолепно.
Энни кивнула, откусив свою вафлю.
— Вижу, чтобы сделать вас счастливым, много не нужно. Сыр, вафли, кофе, огонь в камине…
— Да, в этом что-то есть — чувствовать себя в тепле и хорошо накормленным. — Он тихо засмеялся, откинувшись назад и явно наслаждаясь. — Прислушайтесь к ветру и дождю снаружи. Я просто счастлив, что сейчас не в море на своей лодке.
— Или не стоите на якоре в какой-нибудь бухте. Вам бы пришлось провести довольно тяжелую ночь.
— Это было бы не в первый раз. Я провел немало ночей в море во время штормов.
Энни сделала глоток кофе.
— Значит, вы не просто моряк-любитель на выходные дни? Он хмыкнул.
— Думаю, сейчас я таковым и являюсь. Но когда я был моложе, я серьезно мечтал бороться в составе какой-нибудь команды за кубок Америки.
— Неужели? — Она повернулась и внимательно посмотрела на него, его тело спортсмена. Худощавое. Мускулистое. В его поведении сквозила небрежная уверенность человека, который гордится всем, что делает. — Как интересно. И почему вам это не удалось?