Вечный бой
Шрифт:
– Давай, ребята, давай!
– подбадривал он солдат и рвался вперед.
Легкий и гибкий Ниязбеков летел рядом. Он тоже кричал. Весь взвод грохотал сапогами по камням, держась компактной группой. Только тяжелый Колено отстал, но и он напрягал все силы. Радиостанция, прикрепленная на спине Шатрова, колотила по лопаткам, будто подгоняла, антенна, мотаясь из стороны в сторону, со свистом рассекала воздух. Заметив, что они все же прибегут к высоте первыми, солдаты взвода Шатрова вдруг без команды закричали "Ура!" и понеслись еще быстрее. Достигнув высоты, они с ходу падали на землю и открывали частый, торопливый огонь.
– Молодец!
–
Приятная теплая волна прошла по сердцу Алексея - ну вот и похвала от Зайнуллина.
Перед "противником" бегал офицер с белой повязкой, махал руками, кричал, - видно, приказывал отходить. "Да, под нашим огнем на скатах не улежишь, потери будут большие, - с удовольствием соглашался с посредником Шатров.
– Все решили секунды! Если бы я задержался и высадил взвод на несколько мгновений позже, сейчас здесь лежал бы "противник", а нас заставили бы драпать. А это значит: "противник" обошел бы, смял фланг и сорвал атаку батальона! Секунды! Именно их я и выиграл. Кроссовая подготовка у тех, внизу, не хуже нашей, просто они позже нас догадались, что бегом сюда доберешься быстрее, чем на машинах!"
На этих учениях лейтенанту Шатрову удалось отличиться еще раз. В конце второго дня, когда батальон захватил перевал и отбивал ожесточенные атаки главных сил "противника", Шатрову приказали зайти в тыл и, отвлекая на себя часть сил, ослабить нажим "противника" с фронта.
Оказавшись в тылу, Алексей выбрал выгодный рубеж и перерезал дорогу. Он обстрелял и отогнал машины, которые двигались к переднему краю. Услыхав стрельбу в тылах, прибыл посредник - он сообщил:
– На вас двинули резерв до взвода, усиленного танками.
Алексей вдруг дерзко подумал: "Зачем я буду сидеть на этом выгодном рубеже? Ждать, пока нас окружат и уничтожат? Нет, не выйдет! Пусть попотеют, половят!" И Шатров доложил свое решение посреднику, а затем по радио комбату:
– Буду ходить по тылам, пусть гоняются. На одном месте обороняться считаю нецелесообразным...
На разборе командир полка, анализируя этот момент учения, сказал:
– Очень правильно поступил лейтенант Шатров. В современной маневренной войне именно так и нужно действовать - дерзко, подвижно, энергично. "Противник" вынужден был бросить на уничтожение его сначала усиленный взвод, а потом отвлечь до роты с главного направления. А он крутил по тылам, и попробуй его поймать. Все это способствовало, конечно, вьшолнению задачи батальоном в целом.
Присутствовавшие на разборе солдаты и офицеры искали глазами Шатрова. Анастасьев, сидевший рядом с Алексеем, показал ему большой палец.
Алексея охватило приятное смущение: не привык к похвалам.
Вернулся он с учений веселый и бодрый. Правда, устал, но это была усталость, которая исчезает после хорошего душа и крепкого сна. В общежитии он весело рассказывал лейтенантам других батальонов о прошедших учениях разумеется, ни слова о своих удачных действиях. На душе его было легко. Он говорил громко и свободно, чувствовал себя спокойно, как равный с равными.
Выйдя на следующий день перед строем взвода, он с радостью заметил, что голос его звучит увереннее, чем прежде. Солдаты стояли перед ним более собранно. Слушали внимательно. Почти год командовал взводом лейтенант Шатров, но только сегодня он почувствовал себя настоящим командиром.
12
Шатров работал последний день.
В поезде Шатров любовался проплывающими за окном пейзажами: "Какие зеленые лески! Как приятно видеть повсюду не желтую, жухлую, а свежую, яркую траву! Как многоводны реки! Вот бы их к нам в Рабат повернуть!.. Правильно говорил Кандыбин - пустыня делает человека жизнерадостным!" Раньше Алексей как-то не обращал внимания на природу, не понимал ее красоты. А теперь он видел все: и луга, и озера, и тяжелые дождевые тучи, и белые точки ромашек, и влажный мох на пнях.
В Куйбышев Алексей приехал охваченный чувством радости и неловкости. Радостно было увидеть маму, знакомые улицы, дома, трамваи, стадион, школьных товарищей. Но угнетало ощущение вины. Он был виноват перед матерью, которой мало помогал, редко писал письма. Ведь обещал ей после выпуска из училища: "Плакать больше никогда не будешь!" А сколько слез пролила, наверное, мать, убедившись, что последняя и единственная надежда ее - сын не принес ожидаемого счастья. Уехал, забыл и живет, видно, неправильной жизнью.
Еще большее чувство вины тяготило Шатрова, когда он думал о Наде...
Мать встретила сына приветливо, но настороженно. Надя после возвращения из Рабата не рассказала ей правды о неблаговидном образе жизни Алексея. Но сердце матери чувствовало - плохи дела у Алеши, грозит ему беда, а может быть, и стряслась уж она, эта беда. Поглядывая на сына, но не находя ответа и не понимая, что происходит с Алексеем, мать прятала боль и сомнения в хлопотливой радости свидания:
– Переменился! Настоящий офицер... Да что же ты худой-то такой? Или вас там не кормят? Ну-ка садись, я тебя домашним попотчую.
За столом мать заговорила о Наде. Алексей, скрывая волнение, насторожился.
– Надюша бывает часто. Помогает мне.
– Чем она может помочь, сама с матерью на стипендии сидит, - возразил Алексей.
– Нет, не скажи, сынок. Помощь не всегда в деньгах приходит. Доброе слово человеку порой нужнее любых капиталов. А мне, одинокой, тем более. Придет Надя, о здоровье спросит, поговорит, пошутит, прибрать поможет. Она институт-то в нынешнем году закончила. Диплом приносила. Показывала. Подумала я тогда: может, и тебе лучше было бы с ней в институт поступить не ходить в офицеры. Трудно там, почернел совсем.
– Мать жалостливо смотрела на сына. Это от солнца, мама! Солнца у нас очень много.
И вдруг очень простая мысль мелькнула у Алексея, он поразился, почему об этом никогда не задумывался раньше:
– Мам, а чего ты здесь одна живешь? Поедем со мной, будем жить вместе.
Мать мягко махнула рукой:
– Что ты, Алеша. Куда мне? Разве я за тобой угонюсь? Военные - народ непоседливый, нынче здесь, завтра там. Я уж тут к месту приросла. Здесь жизнь прошла, здесь и помирать буду.
Убрав со стола, мать просто, по-будничному сказала:
– Ну вот, теперь можешь к Наде пойти. Ждет она тебя. Веди ее к нам. И Анастасию Михайловну зови. Мы вам пельменей налепим. Вместе обедать будем.