Вечный бой
Шрифт:
– Я не уверен, что вы имели в виду меня, товарищ генерал, - смущенно сказал Шатров.
– Прошу извинить, - тут же подчеркнуто вежливо сказал Таиров, значит, я не очень ясно выразился. Я имею в виду подразделение, которое встало на пути роты, заходившей во фланг атакующим. Вот здесь.
– Генерал показал указкой на схеме.
– Ваш взвод там был?
– Так точно, - ненавидя себя, готовый провалиться от стыда сквозь землю, подтвердил Шатров.
А Таиров, будто нарочно, принялся его расхваливать:
– Вы действовали энергично и умело. Особенно мне понравилось ваше решение отражать
Шатров еле выстоял, пока генерал говорил о нем. Алексею было жарко, пот выступил на лбу. Казалось, присутствующие встречают слова генерала неодобрительным гулом. Шатров был уверен - всеобщее презрение офицеров батальона ему обеспечено. Однако, когда кончился разбор учений, сослуживцы стали поздравлять его с успехом. Шатров рассеянно отшучивался, искал взглядом майора Углова. Он хотел подойти к комбату, извиниться перед ним; он еще не знал, что скажет майору, но необходимость признаться в своей вине и в том, что он сам себе противен, так и бурлила в груди лейтенанта.
Они встретились при посадке на машины, когда разъезжались к своим подразделениям. Шатров увидел комбата и умышленно остановился на его пути:
– Разрешите обратиться, товарищ майор?
– Слушаю вас, товарищ Шатров, - приветливо сказал комбат.
– Сегодня вы у нас герой!
– Какой там герой... Простите меня, товарищ майор, за причиненные вам неприятности.
Голос у Шатрова был глух и дрожал от волнения.
– Ну, дорогой мой, вы сгущаете краски!
– стараясь успокоить молодого офицера, сказал комбат.
Конечно, стоять "на ковре" дело пренеприятнейшее... На учении со всяким может такое случиться - на то оно и учение. Не казните себя. Я зла на вас не затаил. Тем более что вы лихо исправили свою ошибку! Много ли нужно человеку для счастья? Иногда всего несколько слов или просто ощущение, что ты не в тягость людям, что ты в кругу товарищей.
Колонны танков, бронетранспортеров и артиллерии вошли в город. От тяжелых машин вздрагивала земля и глиняные домишки, стоявшие по обе стороны дороги.
Это был тот же плоскокрыший, голый, без деревьев, Рабат, но после песков и неотступной пыли он теперь выглядел благоустроенной обителью.
В полковом городке было чисто, тихо, выметено и побелено. Все казалось родным, домовитым, приятным. Самым шумным местом в городке после учений стал автомобильный парк. Командир полка приказал офицерам все привести в готовность к немедленным действиям и только после этого уходить домой.
Пусть подкашиваются ноги от усталости, пусть шумит в голове и глаза слипаются от пыли - нужно почистить оружие, заправить машины, разложить все припасы и снаряжение на места, где руки их привычно найдут по сигналу "Тревога".
С приходом в городок у Шатрова ощущение усталости как-то уменьшилось. Наверное, это произошло от предвкушения близкого отдыха, радостной встречи с Надей, теплого душа, бодрящего холодка чистого белья, белой скатерти на столе, вкусной домашней еды и сладкого спокойного
Шатров руководил работами своих подчиненных. Колотухин и Нигматуллин копались в моторе. Сержант Ниязбеков уже успел побывать со своим бронетранспортером на мойке - "броник", блестящий от воды, ярко-зеленый, будто улыбался оттого, что его помыли и вычистили.
"А где Судаков?" - вспомнил лейтенант. Алексеи нашел солдата внутри бронетранспортера. Ему, видно, поручили очистить кузов от пыли. Судаков водил сухой тряпкой по бортам и сиденьям и, по сути дела, гонял пыль с места на место.
– Товарищ Судаков, неужели вы не догадаетесь намочить тряпку?
– с укором спросил Шатров.
Судаков выпрыгнул из машины и побежал к водопроводной колонке. А лейтенант смотрел ему вслед и чувствовал, как потянуло вдруг закурить. Он пошел к курилке, с грустью думая: "Ну и характер у человека".
У ворот Шатров встретился с Ячменевым. Подполковник, еще пыльный и не переодевшийся, направлялся в автопарк.
– Как дела?
– весело спросил замполит.
– Неважно, - ответил Шатров, имея в виду Судакова.
– Чего не хватает? Масла? Ветоши? Горючего?
– Я говорю о том солдате. О Судакове. Помните, на учении докладывал?
– Помню, а что с ним?
– Ничего с ним не произошло. Это меня и удручает.
– Какой ты быстрый. За три дня хотел перевоспитать человека! Воспитательная работа, дорогой Алеша, это вечный бой. Он ведется в мирное время и на войне, днем и ночью. Он никогда не кончается. В нем нет имитации и условностей - он всегда настоящий. И еще одна особенность этого боя - в нем не погибают, а рождаются люди!
Шатров закончил все дела и шагал домой. Шел он по знакомой улице каждый день проходил по ней рано утром в полк, потом спешил на обед и обратно и затем уже вечером возвращался домой.
Он думал о словах Ячменева. Думал о своем взводе. И ему очень хотелось хотя бы в мыслях отметить одно радостное обстоятельство, о котором он не сказал подполковнику. Он и сейчас, шагая по улице, играл сам с собой в прятки, старался убедить себя, что ничего особенного не случилось. Но черт возьми - Судаков-то действительно побежал мочить тряпку к водопроводному крану, когда Шатров ему сделал замечание. Побежал! А не пошел шагом, вразвалочку, как он делал это прежде. Может быть, для других это окажется мелочью, крупицей... Но как знать, не окажется ли это одной из тех крупиц, из которых в конечном счете и складывается командирское счастье...
На углу Алексею повстречалась группа молоденьких лейтенантов. Они четко отдали честь и посторонились, уступая Шатрову дорогу.
– Разрешите обратиться?
– спросил высокий стройный парень и покраснел от смущения.
– Мы правильно идем - эта дорога в сторону штаба?
– Правильно идете, - радушно сказал Шатров, - не к штабу, а в полк идете. Вы из Ленинского?
– Так точно.
Лейтенанты окружили его.
– Вы тоже наш?
– Ваш! Год назад выпускался.
– Вот здорово!