Вечный день
Шрифт:
— Да заткни ты свою собаку!
Следом совсем близко щелкнул шпингалет, и послышался раздраженный ответ:
— Сам заткнись! Монти, замолчи, а?
Лай тут же стих. Собака, оставив ограду в покое, отправилась восвояси. Звук ее тяжелого дыхания растаял где-то в саду.
Ладони Хоппер саднили после преодоления последней преграды, а лодыжку пронзала жгучая боль. Похоже, подвернула. Она приняла позу поудобнее, и стало чуть полегче. Потом вытащила из-под себя сумку, сразу ощутив, насколько разогрет асфальт. В одном из отделений лежало болеутоляющее, и Элен приняла сразу две таблетки. Во рту пересохло, и ей пришлось с трудом сглотнуть несколько раз, прежде чем они проскочили в пищевод. И потом какое-то время она сидела, скрючившись на узком тротуаре между оградой
Однако ничто не нарушало тишины улицы. Через несколько минут жжение в разогретой асфальтом лодыжке сменилось тупой пульсирующей болью. Хоппер кое-как поднялась и прислонилась к ограде, стараясь ее не шатать, чтобы снова не привлечь внимание собаки. Затем несколько раз прошлась туда-сюда за фургоном и в итоге заключила, что боль вполне терпима. Проверила лекарство: осталось еще четыре таблетки. Чуть позже примет еще парочку, решила она.
Перемещаться по улицам во время комендантского часа было не менее опасно, чем торчать здесь. Пожалуй, стоило перебраться в какой-нибудь тихий переулок… Может, даже удастся поспать несколько часов, прежде чем двинуться дальше. Хоппер посмотрела на часы: до окончания комендантского часа еще четверть суток — и поняла, что нервничает. Оставаться в непосредственной близи от дома брата рискованно. Вдруг Марк проснется и в пьяном раскаянии отправится в ее комнату?.. Что, если он поднимет тревогу, не обнаружив Хоппер в постели?
При всем этом ее не оставляла вероломная мысль вернуться обратно. Ранее, сидя на тротуаре в изорванной одежде и с саднящими ладонями, Хоппер несколько раз прогоняла ее прочь, но теперь задумалась снова: пожалуй, идея все же не столь плоха. Надо всего лишь проковылять по улице, подняться на крыльцо и позвонить в дверь. Кто-нибудь да спустится, прежде чем полицейский из машины арестует ее. И она снова окажется в безопасном доме брата. Можно будет отдохнуть несколько часов.
Вот только спать ей придется в разгромленной комнате и пользоваться гостеприимством Марка, которое, как она теперь знала, не стоит выеденного яйца. А скорее всего, он еще и сам вызовет полицию — не стоит забывать обо всех этих папках в кабинете. Хоппер выпрямилась, размяла ноги и пошла.
Она приняла решение. Отсюда, по самой грубой прикидке, до нужного места чуть более шести километров. Ладно, все восемь с учетом петляний. Даже с больной ногой она добредет часа за два. Если все время будет двигаться спиной к солнцу, с направления на северо-запад не собьется. Сначала по проездам она выберется из этого района, потом ей придется преодолеть метров пятьдесят по одной из центральных магистралей, но после этого снова можно будет затеряться в закоулках.
Другую сторону дороги облюбовали лисицы — несколько грязных запаршивевших зверей рыскали по дворам и садам, пытаясь стащить все, что могли съесть и переварить. Они так и не приспособились к постоянному дневному свету. Хоппер рассказывали, что несколько лет назад, когда с продуктами было совсем плохо, отощавшие люди ловили и ели даже этих тварей. С тех пор популяция лисиц восстановилась, хотя многие по-прежнему воспринимают их как ходячие консервы на случай голода. В том, что подобное развитие событий возможно, Элен ничуть не сомневалась.
Затем мысли ее обратились к Харву. Она вспоминала, как лежала с ним, стараясь выстроить взаправдашние отношения, как разговаривала часами напролет, доверяя ему все больше и больше. А он, оказывается, выслушав ее откровения, топал в свою каюту и строчил отчеты. Интересно, он доносил только на нее одну? Или докладывал и о Швиммере и о других военнослужащих? Скорее всего. Но сблизился-то все-таки с ней. Описывал ли Харв в подробностях их занятия любовью? Получил ли он приказ вступить с ней в отношения или же просто воспринимал ее тело как дополнительную опцию?
Ход мыслей Хоппер прервался, когда она приблизилась к одной из магистралей на пути к Темзе. Камер слежения вокруг было не слишком много, но вполне достаточно, чтобы засечь ее. Однако, согласно упорно циркулирующим
На широкой улице не было ни души. Ни единый мотор не сотрясал воздух. Дойдя до середины, Хоппер остановилась и, раскинув руки в стороны, посмотрела вверх и вниз, на какое-то мгновение испытав головокружение от самого что ни на есть свободного пространства вокруг. Даже на платформе, даже на палубе посреди ночи обязательно кто-нибудь дежурил на наблюдательных вышках. Но не здесь. Она ощущала себя последним живым человеком на планете.
Природная застенчивость снова напомнила о себе, и Элен опустила руки и нырнула в лабиринт улочек. Мысли ее вернулись к Харву, Уорик, Дэвиду и Торну. Мир кругом лежал недвижим и тих, убаюканный комендантским часом и солнцем.
Пейзаж впереди стал живописнее: знаменуя близость реки, дома стали ниже, улицы шире. Хоппер уже преодолела, наверное, километра три, и подвернутая нога все чаще напоминала о себе. Пришлось остановиться, запихнуть в себя таблетки и похромать дальше.
Впереди показался Воксхолльский мост, узкие проезды через который ограничивали бетонные плиты. На нем она будет как на ладони — как, впрочем, и на любом другом мосту. А на другой стороне нужно будет поменять направление движения. В центр, к старому Парламенту, идти смысла нет. Да и опасно. Просто топать вверх по реке — слишком долго и утомительно. Так что она пойдет через район Пимлико, западнее основных столичных транспортных артерий, где уйма узких улочек и приближение машины слышно за километр, а потом возьмет севернее. Главное сейчас — перейти Темзу.
И она заковыляла по мосту.
Отмели по берегам в это время были широкими как никогда. С высоты птичьего полета, наверное, смотрелось живописно: полоса величественной воды между коричневых с белыми крапинками плато.
Берега полнились разнообразнейшим хламом. Старые продуктовые тележки торчали, словно скелеты маленьких дракончиков. Повсюду среди мусора прыгали чайки, занятые поисками чего-нибудь съестного. У самой границы воды довольно ровно стоял стул из старинного гарнитура: обивка выпотрошена, изящные деревянные ножки почти целиком покрыты илом. «Вот мир, который мы сотворили», — подумала Хоппер, и, словно медленно поднявшееся из глубин морское чудище, перед глазами у нее встало непрошеное зрелище трупа Фишера с выбитым глазом.
Она дошла почти до середины моста. Вонь донных отложений здесь ощущалась особенно сильно. Стоящие на якоре посреди реки баржи были грязными и ржавыми, однако все еще обитаемыми: в окошках надстроек можно было разглядеть обтрепанные занавески от солнца. И Элен вспомнила о баркасе — теперь уже покоящемся на дне Атлантики — и о телах несчастных в его трюме.
Вдруг она замерла. Откуда-то сзади через стену неподвижного воздуха до нее донесся тихий звук. Потом снова воцарилась тишина. Хоппер двинулась дальше. И снова. Шум двигателя. Она приказала себе не оглядываться, а бодро шагать вперед, притворяясь, что все нормально, и отчаянно стараясь не хромать. Может, этот автомобиль тоже скрывается от полиции.
Но затем, когда шум усилился, Элен все-таки рискнула повернуть голову и увидела, что машина поворачивает на мост. Это оказался полицейский фургон. Ну вот и все. Смысла бежать нет. Она развернулась и стала наблюдать за приближением автомобиля. Он остановился метрах в пяти впереди нее, затем открылась пассажирская дверь, и наружу выбрался полицейский.
33
Он был мощного сложения, рубашка плотно облегала торс. Занятия в тренажерном зале и обильное питание, заключила Хоппер. Под мышками бобби расплывались пятна пота, обратившие бежевый цвет рубашки в блеклый красновато-коричневый. Как и констебль возле дома Торна, этот тоже был молод, не старше двадцати трех лет. Но, в отличие от того парня, выглядел довольным и надменным. Он щурил свои маленькие глазки в предвкушении забавы.