Вечный эскорт

Кругосветов Саша

Если хочешь – пойдем вместе. Когда уезжаешь, в пятнадцать? Я провожу. Все, целую, отдыхай. Позвони, когда поселишься».

Дальше – по заведенному распорядку. Добирался до отеля, селился. Заходил в службу консьержей, заказывал тапочки, халат, зубной набор для Аны и, конечно, цветы. «Розы – темно-красные, с длинным стеблем, девять штук. Упаковки не надо. Поставьте, пожалуйста, в вазу к восьми часам, прямо в номер».

Переодевался. Изучал окно во внутренний двор: «Подоконник широкий, Ана может поместиться между рамами, она любит залезать туда с ногами, чтобы покурить, – если открыть наружную раму, а внутреннюю закрыть, датчики, надеюсь, и в этот раз не сработают – еще ни разу не срабатывали». К часу спускался в лобби-бар, завтракал. Ана, как правило, опаздывала

и по несколько раз звонила: «Вот-вот выезжаю, скоро выезжаю, уже в пути, немного задерживаюсь, буду минут через пятнадцать». Влетала как ветер, всегда ухоженная, нарядная, стремительная и неотразимая. «Ты уже заказал мне коктейль из креветок?! Оч-чень хорошо. Попроси еще джус: оранж пополам с морковным. Вино? Не знаю, мне на работу. Ну ладно, бокал шампанского. Девушка! – ослепительная улыбка. – Покажите винную карту, нет, не надо, у вас есть Биллекарт Салмон? Нет? Амор де Дойтц – это хар-рашо, очень хорошо, и, пожалуйста, один эспрессо. Будешь пить? Ну пригубишь у меня за встречу».

Аны нет. Эпоха Аны в его жизни давно закончилась. Теперь все по упрощенной схеме. Номер в гостинице он оплатил заранее: с двойной кроватью, чтобы как тогда.

Герман в Сапсане размышлял о будущем разговоре с Аликом. С какой стати Цукерман ищет встречи с ним, что может быть на уме у этого человека, какие особенные события настолько вывели его из себя?

Время от времени они виделись в Продюсерском центре анимации и компьютерных игр (ПЦАК, какая же нелепая аббревиатура!) Миши Векшина. Никогда не были близки, да и что у них может быть общего? Чертик, спрятавшийся в темном уголке его уха, шелестел трескучим голосом: «Ана, Ана, это Ана, звонок может быть связан с Аной, только с ней».

Что же Алику надо, что ему вообще нужно от Германа? Ветеринар-вирусолог. Графоман, пишет бездарные стихи под претенциозной рубрикой философская лирика. Герман открыл компьютер, заглянул в поисковик: «Стренджер Бездны», псевдоним нашего философа.

За ночным порывом ветраВыйду тихо на веранду (вышел до ветра, что ли?).Все молчит и ждет рассвета.Купол звезд покрыл сав'aном (с'aваном, вообще-то)Спящую свою равнинуТолько все это условно.Леса, сопки, все долиныСмотрят в небо свое гордо («смотрят в небо беспардонно» – лучше рифмовалось бы, наверное).

Какие отзывы? «СТРАННенькая БЕЗДарность»… «Грубо, довольно грубо», – подумал Герман. Встречались, правда, и комплиментарные. Посмотрим, что дальше.

Часто по дороге в безднуИногда не замечаешь (часто или все-таки иногда?)Шаг, который уже сделанИ подводит ближе к краю.

«Часто по дороге в бездну»… Нет, литератор Цукерман, пожалуй, не тронул тонких струн его души.

«Так, посмотрим „Живой Журнал“. Консультирует посетителей по вирусным заболеваниям, а еще выдает себя за специалиста-сексолога. О, есть даже часы приема!» Вирусные заболевания Германа не интересовали, консультации сексолога – тем более.

Что еще? В свое время Алик был безнадежно влюблен в Анастасию. Об этом знали все. Ане Штопоровой не нравилась ее фамилия, и она просила обращаться к ней только по имени и обязательно на английский манер – Анастейша, в крайнем случае просто Ана, – и уж, конечно, не Настя, не Стася, не Тася! Но Цукерман упорно звал ее Анастасией. Во всем остальном он был полностью у нее в подчинении. Приносил в офис сласти, фрукты, бегал за сигаретами, готов был исполнять любой ее каприз, даже по

ночному звонку. Исполнял все это безропотно, с готовностью, без эпатажа и ерничанья, что, казалось бы, совершенно не соответствовало его строптивому характеру.

Получается так: из общих интересов у них – только Ана. Но Алик, скорее всего, даже не знал, что Герман с Аной три года встречались. Векшин, возможно, знал. Хотя вряд ли, скорее догадывался. Ана предпочитала, чтобы на работе не было известно о ее романе с Германом. Их видели вместе, что из этого? Были общие проекты, вот и все. Она могла подвезти Германа в отель, как бы по пути домой, иногда вместе обедали, бывало, что и с Векшиным. Ничего, ровно ничего это не значит. Нет, вряд ли Алику известно об их романе. Из москвичей только Леня Мелихов мог быть в курсе. Но Мелихов с Аликом, наверное, незнакомы. Алик хочет повидаться именно с ним, Германом, и, когда звонил, был сильно взволнован. Любопытно, что могло вывести его из равновесия?

– Привет, Алик, я уже здесь. Где бы нам лучше поговорить? Заходи в Националь, я там остановился, ближе к вечеру освобожусь. Не нравится? Ну а как тебе ресторан ЦДЛ?

– Нет, Герман, не ходок я по ресторанам. Не ем, как люди, ты же знаешь: у меня гастрит, таблетки принимаю. Так что загляни лучше ко мне в мастерскую, это недалеко от ЦДЛ, дворами можно пройти, я все разобъясню.

– Мастерская? Не думал, что ты автомобилист.

– Да нет, не получился из меня автомобилист, понимаешь, теряюсь за рулем. А-а, ты про мастерскую… Можно и лабораторией называть. Я же вирусолог. Кошачий, собачий, лошадиный – без разницы. Вирусы, они и есть вирусы. Мочу мне люди приносят, кровь в пробирках. Раньше трудился в клиниках, теперь сам с усам, на дому работаю. В общем, приходи в лабораторию, у меня дело к тебе, а потом можешь спрашивать о вирусах, о моноцитах, о вакуумных пробирках, о чем захочешь. Если интересно, конечно.

Было сухо, но порывистый ветер и низкое свинцовое небо однозначно предупреждали о скором ливне. Герман вызвал такси; вскоре по крыше застучали первые капли дождя. Мелькнула дикая мысль: «А может, она здесь, может быть, он сейчас снова увидит Анастейшу. Хотя что ей делать в мастерской Цукермана?»

Лаборатория оказалась крошечной квартиркой на первом этаже. Вход с улицы. «Алик тот еще гусь. Сам просил о встрече – важно, мол, неотложно. Но встречаться все равно будем именно там, где ему удобно. Зачем я согласился на ночь глядя идти в эту живопырку? У двери кошками пахнет. Слабохарактерный ты, Герман. Ладно бы однокашник, старый приятель… Кто он тебе, этот Цукерман? Сладкий человек? Какой он сладкий! Скорее кислый. Может, кислый с горчинкой. Ну ладно, жми кнопку звонка, слушай рассказы о горько-кислых проблемах Алика Цукермана, проблемах с легким запахом кошачьей мочи».

Алик был один. Он почти не изменился. Приземистый, плотный, сильные волосатые руки. Глаза – грустные, беспокойные. Румянец на шелушащихся щеках, очки в проволочной оправе и мулявинские усы – все как раньше. Такие усы давно уже не носят. Сколько ему? Когда познакомились, тридцать пять было. Сейчас, значит, около сорока. В уголках рта желтые пузырьки – наверное, только что таблетку принял. От гастрита? Говорили еще, что лечился от шизофрении. Может, что-то успокоительное?

В лаборатории более-менее порядок. Центрифуги, микроскопы, стекла, пробирки, пробирки… Старомодный компьютер с заляпанной клавиатурой.

– Ну что, попьем чайку для начала? Хочешь зеленый – будет зеленый. Хочешь черный – будет черный. Схожу приготовлю. Посмотри пока журналы.

Журналами Герман не заинтересовался, а книги полистал. Сборники стихов «Стренджера Бездны», томик «Онлайн по-шотландски»: роман об идеальной девушке-воительнице, еще пара совсем новых книг любителя прогулок по краю бездны – тоже о героических женщинах, об их подвигах во имя добра со звериным оскалом. Рядом книги избранных авторов. Марк Твен, Стивенсон, Буссенар… «Два капитана», «Верлиока», «Три толстяка». Почему книги в лаборатории? Наверное, задерживается допоздна. Может, и стишки отстукивает на ноутбуке.