Вечный эскорт

Кругосветов Саша

Как описана ундина, девушка-контрабандистка, в «Тамани» Лермонтова? Гибкий стан, длинные волосы, золотистый загар, прямой нос, сияющие, проницательные глаза, излучающие магнетическую силу. Порывистая словно ветер, подвижная как ртуть. Чудно нежный взгляд, влажный, огненный поцелуй. Решительная и естественная. Истинно природное существо с сильным характером. Коварная, готовая терпеливо ждать своего часа, способная не задумываясь убить человека из-за одного только подозрения. Такова девушка-контрабандистка из «Тамани».

Такова ли моя Ана? Не знаю, не знаю. И да и нет. Но очень похоже. Точно, что природное существо. В ней есть естественность и сила. Не станет кривить душой, но и сердца своего не откроет. Никому и никогда.

Русалки,

девушки из забытой сказки, принадлежат романтическому загадочному миру. Морские дивы, бесконечно одинокие в мире людей. Так же как, по большому счету, и я сам. Потому, наверное, меня так и тянет к ним.

Женщина – море, пучина, мужчина – ныряльщик за жемчугом!

В чем главная правда ундины, в чем ее сущность? Каковы зримые очертания этих женщин, пришедших с зачарованных островов – зачарованных, а как же иначе? – у берегов которых, на пляжах – конечно же, золотистых – водятся потрясающие русалки, расчесывающие гребнем – без сомнения, перламутровым – свои блестящие волосы? Кому удастся пересечь широкий туманный океан, окружающий зачарованные острова, и добиться нежной дружбы с языческими полунимфами – полуземными созданиями?

Высокие, очень высокие, с необычной грацией женщин другого, мало нам знакомого человеческого вида. Но все ли высокие представительницы слабого пола обязательно ундины? Нет, конечно, нет. Мы, посвященные, одинокие путники, бредущие по планете в поисках своей единственной русалки, ундинофилы, готовые обнять ее и навсегда уснуть в неземных объятиях, мы все давно сошли бы с ума.

Но тогда кто они? Ни красота, ни рост девушки не являются обязательным признаком, гарантирующим наличие древнего гена коварной морской дивы.

Может, упростить поиск и отсечь вульгарных? Нет, вульгарность не исключает присутствия таинственных черт ундины: странной завороженной грации, неуловимой, гибельной, неземной, даже чуть звериной, нечеловеческой прелести, которая отличает их от других наших знакомых. Рабская зависимость от обычных пространственно-временных и причинно-следственных связей – вот в чем главное отличие земных женщин от русалки, живущей вроде бы здесь, рядом, а на самом деле – в другом измерении, на неведомых островах с замороженным временем, куда нам путь заговорен с начала веков, с момента изгнания Адама и Евы из рая, на островах, где милая моему сердцу ундина играет с себе подобными, говорит с ними на праязыке эльфов и где ее мысли передаются другим русалкам без использования топорных по своей природе слов и звуков.

Сколько лет ундина остается ундиной? Не знаю, для меня это до сих пор тайна за семью печатями. Вначале меня интересовали только сверстницы. Потом – сверстницы или девушки помоложе. Может быть, слегка старше – раньше и такое бывало, теперь нет.

Когда мы встретились с Аной, мне было сорок пять, ей – тридцать два. Сейчас ей тридцать семь.

Интересно, что происходит с ундиной в сорок? А в пятьдесят? Сохраняет ли она свою дикую, своенравную прелесть? Я не видел Ану два года. Похожа ли она на ундину, как прежде?

Русалки не прощают предательства. Однажды храбрый рыцарь Гульбрант заблудился в лесу и вышел к морю. В хижине бедного рыбака увидел его приемную дочь Ундину и без памяти влюбился. Она согласилась на брак и ради любимого отказалась от дара бессмертия. Гульбрант клялся в вечной любви и обещал морской деве: «Дыхание каждого моего утреннего пробуждения будет залогом любви и верности тебе!» Клялся… А потом изменил. И Ундина отомстила ему: «Пока ты бодрствуешь, дыхание будет при тебе, но как только уснешь, дыхание покинет твое тело и ты умрешь». Живет ли еще в моем сердце Ана, не изменил ли я ей? Не покинет ли меня мое дыхание, когда я усну?

От своего племянника-школьника, заблудившегося в пубертате,

я узнал о нынешней классификации девчонок: ботанки, широкие и шкурки. Тинейджеры не объясняют, что скрывается за этими кличками, попробую дать свое толкование.

Ботанки – преданные идеям прилежания и ревностного отношения к своим служебным и учебным обязанностям, в общем, хорошие, умненькие и не очень умненькие девочки.

Широкие – обычные девочки, некоторые – с косичками; некрасивые, или хорошенькие, или даже смазливые; заурядные или очень толковые; нескладные, мешковатые или ловкие, подтянутые; пухленькие или голенастые; с круглыми животиками, ножками иксиком, гадкие пышки или костистые худышки, с пупырчатой холодной кожей, с красными хотимчиками.

И наконец, шкурки. Что можно сказать о шкурках? Шкурки – они и есть шкурки. О них можно и должно много говорить. Можно и не говорить – все и так ясно.

Потом все эти нимфетки могут расцвести и превратиться в простенькие ромашки или в настоящие домашние орхидеи, а то и вообще стать дивными звездами, вызывающими всеобщий интерес и вожделение представителей сильной половины человечества.

Берем среднестатистического – как его вычислить? – обычного, нормального самца хомо сапиенс. Даем фотографию девочек из одного класса. Выпускниц вуза. Фото группы девушек типа офисного планктона, женского коллектива сотрудниц клиники в белоснежных халатах, подтянутых приемщиц у стойки ресепшен автоцентра, прилизанных сотрудниц банка. Просим ткнуть пальцем в самую хорошенькую. Он не всегда покажет ундину. Ундин мало. И они маскируются. Могут замаскироваться под любую: под ботанку, под шкурку, даже под широкую.

Чтобы увидеть, распознать эту разящую наповал, властную нимфу, надо иметь особо чувствительное сердце, огромную чашу, наполненную опытом скрытого страдания и затаенной тоски. Быть художником от рождения и немного сумасшедшим. Надо, чтобы в глубине чресл кипел и пузырился флакончик с языческим ядом, доставшийся нам по наследству с древнегреческих времен; чтобы огонь от него струился по чуткому хребту и чтобы его вспышки закрывали иногда красными сполохами твои глаза; чтобы в голове темнело от спорадических ударов сладострастной боли, вечно пылающей на кончиках пальцев, на горящих, пересыхающих губах, и там, там, везде, в том числе внутри, откуда, облизываясь, извиваясь и шипя, тянется ядовитая спиральная лента поднимающейся кундалини. И если в тебе это есть, тогда ты узнаешь ундину, спрятавшуюся под обычной внешностью среди обыкновенных женщин.

Ундины, конечно, довольно высокие. Хотя и не обязательно. Есть и среди них не очень рослые – не коротышки, конечно, но не выделяющиеся ростом среди обычных женщин. Но чаще она все-таки высокая. А остальное – как это объяснить? Обтянутое нежной кожей сухое лицо с острыми скулами, небольшим прямым носом и резко очерченным, решительным ртом, лебединая шея, острые локти и коленки, втянутый живот, сильные бедра и развитые, красивые плечи. И то, что обычно скрыто: необыкновенной красоты сердцевина, женское естество, отшлифованное, лишенное всего избыточного, доведенное до абсолютного совершенства. Вокруг ее земного тела под воздействием неизвестных нам, скорее чертовских, чем ангельских сил с хрустальными переливами дробится и ломается пространство. Есть еще много всего другого, не могу перечислить – не дают отчаяние, позорная неловкость, затянувшаяся до взрослого возраста юношеская рефлексия и бесконечная нежность, ком в горле и слезы раскаяния – в чем, собственно, раскаяния? – слезы стыда и счастья.