Вечный колокол
Шрифт:
— Боги не вмешиваются в людские дела, — тут же ответил Млад. Не хотел бы он оказаться на месте того человека, которому это поручат.
— Я знаю, не вмешиваются. Но откуда тогда взялись эти люди? Кто дал им силу волхвов? Кто, как не боги, может наделять этой силой людей? Вот об этом, я думаю, спросить нестрашно. Не ответят — будем искать другие пути. Попробуешь? — Родомил посмотрел на Млада испытующе.
— Я? — Млад распахнул глаза, — я очень слабый волхв-гадатель. Я по силе близко не стоял к Белояру!
— Ты шаман, — уверенно ответил главный дознаватель.
— Я вызываю дождь! Не более!
— Но боги слушают тебя, разве нет? И не говори
— Потому что чужак не разглядел во мне шамана. Потому что среди них, наверняка, тоже есть сильные и слабые, и против меня выставили слабого. А против Белояра — сильного. Это ничего не говорит о моей силе!
— Говорит! Говорит. На следующий день, на вече, они уже знали, на что ты способен. И не остановили тебя.
— Они думали, я умру. Они думали, я побоюсь это сделать, чтоб не умереть.
— Но ты не умер, верно? А кто-нибудь на твоем месте смог бы трижды за сутки поднимать в себе такую силу? Я, конечно, ничего в этом не смыслю, но могу определенно сказать: нет, никто бы не смог. Гадание, где ты сумел противиться и мороку, и Белояру, толпа поджигателей в университете и, наконец, вече! И ты будешь рассказывать мне, какой ты слабый волхв-гадатель? Да никто не знает, на что способен шаман со способностями волхва! Потому что таких нет! Может, как гадатель ты слаб, может, как шаман ты только вызываешь дождь, но кто тебе сказал, что слияние этих сил не даст новую силу? Измерить которую никому еще не удавалось? А?
— Я не знаю, — Млад опустил голову.
— Попытайся спросить богов. Лучшие люди Новгорода будут стоять за тобой и разделят ответственность перед богами за твой спрос. Это я тебе обещаю.
Млад покачал головой:
— Я не могу такого пообещать. Мне надо подумать. Мне надо понять, имею ли я на это право.
— Я не тороплю. Подумай, — кивнул Родомил.
Млад вышел от него довольно поздно, когда не только в профессорской слободе, но и в университетских теремах погас свет. Ветер к ночи усилился, как Млад и предполагал, снег валил густо, и он не сразу разглядел Дану, идущую ему навстречу — даже ее шагов за воем ветра не было слышно.
— Ты чего? — он улыбнулся.
— Тебя долго не было. Я же говорила, что боюсь за тебя сегодня.
— Ты выдумываешь, — Млад взял ее под руку, — ветер. Когда воет ветер, всегда тревожно.
— Почему? Ты, наверняка, знаешь, почему.
Они двинулись в сторону ее дома по засыпанной снегом тропинке.
— Ветер приглушает звуки, а метель ухудшает видимость. Незримая опасность всегда пугает сильней. Даже если ее нет, — Млад рассмеялся — она ждала от него совсем другого ответа.
— Смеешься надо мной?
— Ну хорошо. Потому что ветреной ночью мы лучше чувствуем мир нави. Потому что в метели от нас прячутся существа, которым здесь не место… Так тебе нравится больше?
Дана толкнула его острым локтем в бок и тоже рассмеялась. Млад сделал серьезное лицо, приложил палец к губам, приостановился и глазами показал в снежную тьму. Она тут же перестала смеяться, и он почувствовал, как по ее телу пробежала дрожь — она испугалась! Он рассмеялся снова, увлекая ее за собой, и снова получил локтем в бок. Но три темные фигуры вышли из метели совсем с другой стороны, отделившись от чьего-то темного крыльца — Млад поздно их заметил. Никакого отношения к миру нави они не имели… И намерения их вовсе не вызвали у него
Если бы рядом с ним не было Даны, он бы, наверное, растерялся. Все, на что ему хватило времени, это отступить в сторону, к ряжу колодца, отодвигая Дану себе за спину. В голове мелькнула мысль: в такую метель нельзя метнуть нож издали — просто не рассчитать линию движения, ветер помешает. А ножи оказались в руках у всех троих.
Дана закричала так пронзительно, что у Млада заложило уши — ему не пришло в голову звать на помощь. Впрочем, ветер и снег заглушили ее крик, но тот немного испугал нападавших — двое из них приостановились, оглядываясь по сторонам, словно воры, застигнутые на месте преступления. Третий же, идущий чуть впереди, не заметил их задержки и шагнул к Младу, уверенный, что их все еще трое: это и спасло Млада от мгновенного поражения. Поединка он не боялся, ощущая не только собственную правоту, но и присутствие Даны за спиной.
Серое лезвие вынырнуло снизу, нацеливаясь в живот, Млад не мог уйти в сторону, чтоб не подставить Дану, а перехватить руками такой удар не умел. Дана закричала снова, еще громче и отчаянней. Он подался назад, прижимая ее к колодцу, нож вспорол полушубок, но до тела не достал. Млад ухватил запястье нападавшего обеими руками — тот был силен, гораздо сильней Млада. И гораздо искушенней в драке с ножом. Если позволить ему уронить себя в снег — Дана останется беззащитной перед двумя другими! Млад старался выкрутить руку, сжимающую нож, нападавший ударил левой рукой в лицо, так что с головы скатился треух, а потом повторил удар дважды, чуть ниже виска, надеясь, что боль разожмет противнику пальцы. Но неожиданно это вызвало обратный результат — Млад почувствовал силу, которая позволяла ему плясать на углях голыми пятками. Нож бесшумно ушел в снег — рука нападавшего вдруг разжалась, но уже через секунду встречная сила словно ударила Млада в лицо, заставив пошатнуться. Глаза нападавшего приблизились, и Млад узнал Градяту.
Двое других бросились на него одновременно, но натолкнулись на невидимый щит. Младу оказалось достаточно короткого взгляда, чтоб оба они попятились назад — если в них и была заложена какая-то сила, то рядом с ним она померкла, обратилась в ничто. Только Градята не отступился от задуманного, круша этот щит острым взглядом темных глаз: его левая рука ухватила Млада за горло, но не сжимая, а надеясь разорвать глотку.
Дана кричала и звала на помощь.
Как на войне: или ты убьешь его, или он — тебя… В пятнадцать лет, в открытом бою, Млад не задумывался о неестественности такой драки. Она не казалась ему столь безобразной, какой предстала перед ним сейчас. Рвать врага руками, до смерти, не считаться ни с чем, забыть о правилах. Главное — убить. Выдавить глаза, разодрать рот, вбить в мозг переносицу, сломать шейные позвонки, снести череп с хребта ударом в подбородок…
Они катались по снегу, и Млад не чувствовал ни боли, ни усталости, ни злости. Он словно смотрел на себя со стороны, и ужасался самому себе.
Крики Даны сделали свое дело — их услышали, и кто-то уже бежал им на помощь: с факелами и с топорами. Двое нападавших, почуяв поражение, поспешили уйти в темноту: Млад и их видел, словно стоял чуть в стороне, наблюдая, а не прикрывал лицо от бившего его головой Градяты. И видел на лице Даны ужас и боль, и смотрел, как от своего дома бежит Родомил с криком: «Задержи его, не дай ему уйти!»