Вечный мент или Светоч справедливости
Шрифт:
Священники, между тем, перешли на непонятный язык. Стали перекрикиваться. Не иначе, что-то замышляли. Я аккуратно выглянул – не хотелось получить монетой по лбу. Даже если ляжет плашмя – мозгам каюк, перетряхнутся в черепе, как лотошные кости, и на место уже никогда не встанут.
Странное дело, за ограду кладбища никто не полез. Нападающие так и стояли с ружьями наперевес. А тот, что в сером, должно быть это и был Артемий Посадский, завис на высоте пятиэтажного дома и глядел на меня с суровым обличающим видом. В отличие от остальных его можно было рассмотреть во всех подробностях. Освещенная луной фигура выделялась на темном небосклоне, как пучок волос на лысине. Я пожал плечами, прицелился.
А я продолжал лежать за камнем, гордый собой, как никогда. Это был мастерский выстрел. Может быть, лучший выстрел в моей жизни. Правда, я попал священнику не в голову, и даже не в сердце, но ранил я его наверняка. Не зря, ох не зря, я регулярно посещал тир и тренировался не только стрельбе из винтовки, но и из пистолета. Как знал, что когда-нибудь пригодится. Только не думал, что придется палить по летающим священникам.
Я еще немного полежал и решил, что пора убираться. И как можно скорее. Когда ранят вожака, стая становится злее. Повернулся и пополз по-пластунски между могилок. Пистолет на всякий случай держал в руке. Хруст и завывания, идущие из-под земли, становились все громче. Кое-где слышались сдавленные рыдания и даже вполне различимые проклятия: «Гореть тебе в аду! Умри, подонок!» А когда я подполз к одному из склепов, то увидел, что сквозь щели в лепнине на меня пристально смотрят глаза. Наблюдатель чуть повернулся, и я вздрогнул от ужаса – мертвец. Истлевшая кожа лохмотьями свисала с серого лба, вместо раковины уха в черепе зияло круглое отверстие.
– Па-ада-айд… па-ада-айди, – проговорило существо.
Едва не закричав от ужаса, я вскочил и ринулся прочь. Торчащая из-под земли рука попыталась ухватить меня за лодыжку, но не тут-то было. С хрустом отдавив живому мертвецу пальцы, я перепрыгнул ограду кладбища и углубился в лес. В который раз за этот день я сломя голову бежал через чащу и проклинал все на свете – свою несчастливую судьбу, заказчиков убийства заговоренного мента, самого мента, распроклятых экзорцистов – какого черта они стреляют во всех подряд, и особенно трусливого беса, который кинул меня одного на кладбище, спасая собственную шкуру…
Не успел я помянуть беса, как сбоку послышался хруст веток и из кустарника вывалился Кухериал.
– Фу-у-ух, – выдохнул он, – насилу догнал. Ломишься, будто раненый лось! Надеюсь, не ранен? Вижу, вижу, что цел. Очень хорошо. А куда торопишься?! На кладбище, что ли?
– От кладбища! – вскричал я. – Там… мертвецы!
– Конечно, мертвецы. На кладбище всегда мертвецы. Ты что, не знал?
– Обычно они лежат тихо. А эти… шевелятся!
– Ну и пусть себе шевелятся. Тебе какое дело?!
– Как это, какое мне дело? Жмурики должны лежать тихо.
– Эх, Васисуалий, – Кухериал доверительно обнял меня за плечо. – Как мало ты пока знаешь о жмуриках. Да они же только и делают, что скребут крышку гроба, в надежде вернуться в мир живых.
– Вот черт, – проговорил я. – Что, правда?
– Конечно, нет, – бес расхохотался. – А ты поверил? Это фантомы, друг мой. Они тебе ничем навредить не могут. А вот напугать – запросто. На этом кладбище такая эманация зла, что человек, умеющий видеть, многое может рассмотреть. А у тебя, Васисуалий, с некоторых пор есть внутреннее зрение. Когда я делаю вот так, – Бес щелкнул пальцами, – ты можешь видеть то, что недоступно
– Кажется, да.
– Я бы твоем месте придержал нижнюю челюсть, – посоветовал Кухериал.
– Это еще зачем?
– Чтобы зубы не так сильно стучали, – бес расхохотался. – А ты порядком струхнул.
Мне стало неприятно. Я помрачнел.
– Да ладно тебе, со всеми бывает, Васисуалий. У меня тоже, когда с высшими демонами говорю, все поджилки трясутся. Или вот, к примеру, если экзорцисты близко. Они же хоть и со святыми, но у самих ничего святого. Неровен час, святой водой окропят или перекрестят. Меня раз перекрестили, так я потом месяц болел. И за этот месяц ты чего только не натворил.
– В смысле?
– Старушке помог через улицу перейти, четверку получил по геометрии, но это еще не самое страшное. Хуже всего то, что ты подал нищему… Я, когда прознал об этом, меня аж перекорежило всего. Думал, Аикиль врет.
– Не помню такого, – сказал я. – Ты вот что лучше… я так понял, это ты виноват, что я разные вещи вижу. Так вот. Ты мне это зрение лучше отключи. Не хочу я живых мертвецов видеть.
– Как хочешь, – Кухериал пожал плечами. – Мне, в общем-то, все равно. Главное, что ты оказался молодцом. А я в тебе и не сомневался. Приструнил экзорцистов. Они убрались.
– Совсем?
– Совсем они уберутся, только когда Армагеддон наступит. Или на них кто-нибудь очень злой и страшный ополчится. А пока Орден в силе. Они везут Посадского в больничку. Ты ему плечо прострелил. Ох, и порадовал ты меня, Васисуалий. Знаешь, что мне за это дали. – Бес отогнул полу пиджака и продемонстрировал блестящую бляху, похожую на ту, что носят американские копы.
– Это что такое?
– Орден, – поделился бес, – свободный уровень доступа во все игорные заведения. Я теперь в игорном аду почетный гость.
– Когда же ты успел?! – удивился я. – Ты же только что…
– Эх, Васисуалий, – Кухериал приобнял меня за плечо, – тебе еще столько всего предстоит узнать. В Нижних пределах время течет по-другому. Иногда быстрее. А иногда намного медленнее. А для вас все быстрее и быстрее, увеличивая ход. Боженька сам раскручивает Землю. И знаешь, по какой причине?
– Ну.
– Из любопытства. Ему не терпится узнать, чем все это закончится, – бес захохотал. – Это я пошутил. Время в аду течет сезонно. Ладно, не бери в голову. Ты теперь один из нас. У тебя скоро все будет. Будешь в аду купаться в роскоши. Такой, какая не снилась ни одному из земных царей. А я, уж поверь, знаю, о чем говорю. Крез. Кинир. Билл Гейтс. Все они станут завидовать тебе. Я приведу их томящиеся в аду души в твой чертог, чтобы они лицезрели твое величие, богатство, недоступное ни одному из них.
– Но ведь Билл Гейтс пока не умер.
– Придется подождать. Но могу тебя заверить, что после смерти его душа обязательно окажется в аду, – Кухериал потер ладони. – Ты еще не знаешь, что сделал для нас милый Билли. Гитлер по сравнению с ним – безобидный ребенок. Но… – Нахмурился он. – Это только если все сложится, как мы задумали. Святые, знаешь ли, повсюду. С ними так тяжело… Что бы ни изобрела наша канцелярия, лучшие умы ада, у них на все находится ответ. Я, конечно, все понимаю, там тоже не дураки сидят. Но иногда бывает та-ак обидно. Ты только представь. Растишь человека, растишь, созидаешь из него настоящего грешника, стараешься сделать так, чтобы он оказал влияние на судьбы всего человечества, вдруг приходят святые – и все портят. И судьба его катится в тартарары. А какая могла бы быть судьба. Жизнь, Васисуалий, надо прожить так, чтобы те, кто соберется к тебе на могилу, были готовы отстоять огромную очередь.