Вечный Жид
Шрифт:
Положив себе за правило, как можно больше двигаться, возможности для подобного режима представлялись в больнице неограниченными, Станислав Гагарин ежеутренне отправлялся к газетному киоску у метро за свежей газетой. Он покупал «Правду» и «Советскую Россию», хотя на последнюю был подписан, но считал необходимым хоть чуточку поддержать родную «Совраску», а лишний экземпляр оставлял потом в вагоне метро или электрички, полагая, что искренний патриот-соотечественник увидит номер, прочтет, а там авось и подпишется.
У киоска «Союзпечати» Станислав Гагарин и заметил е г о
Писатель почувствовал пристальный взгляд, хотел сразу повернуться, но сдержал импульсивное желание, дождался выбранных газет, неторопливо переместился назад, а затем, заглядывая в первую страницу, двинулся мимо небольшой, с десяток разномастных мужиков, очереди.
Подняв глаза от газетной полосы, Станислав Гагарин как бы нехотя повел взглядом по веренице жаждущих информации и увидел е г о.
Некое внутреннее чувство тревожно подсказывало писателю — сей смугловатый субъект с курчавой бородкой, красиво обрамлявшей продолговатое лицо, не имеет отношения к почти таким же торговцам фруктами и цветами, они заполонили пристанционную площадь метро «Каширская».
Да, внешность незнакомца, который, отворотясь, будто бы рассматривал пошлую дребедень за стеклом киоска, напоминала о кавказском или могло статься среднеазиатском происхождении стоявшего в очереди за газетами человека.
И Станислав Гагарин вспомнил, что не далее как вчера он дважды — а может быть и чаще? — встречал его…
«На скамейке у больничного корпуса, — подумал сочинитель. — У телефона-автомата, повешенного на стене универсама… И еще у входа в ресторан «Акрополис»! Явный перебор…»
Четверть века сочинявший романы о разведке и контрразведке Станислав Гагарин volens-nolens постиг азы оперативной работы и знавал кое-какие принципы, по которым ведется наружное наблюдение.
Дать объекту заметить слежку — далеко не редкий метод в сём тонком деле, и соображения у тех, кто наладил за ним х в о с т, могут быть при этом самые разные.
«Но кому это понадобилось? — подумал незадачливый объект н а р у ж к и, медленно шествуя с раскрытой газетой по дорожке вдоль Онкологического центра. — Комитету, вернее его наследнице, Российской э м б э, я и на хрен не нужен… Милиция, которая меня бережет? Как-никак, а в отношении меня одинцовский пинкертон Емельянов возбудил уголовное дело, да еще по р а с с т р е л ь н о й статье…
Но я и так никуда не денусь, весь на ладони, тратиться на дорогостоящий потаённый сыск не имеет смысла. Какого же тогда фуя выслеживают меня?»
Он перебрал еще несколько соображений, где были в перечне и таинственная мафия, которой на поверку некий русский сочинитель абсолютно до фонаря, и чиканутые рэкетиры, готовящиеся устроить п и с ь м е н н и к у отечественный к и д н а п и н г, то бишь, похищение с выкупом, но подобные сумасшедшие домыслы Станислав Гагарин определил словом б р е д я т и н а, незаметно оглянулся, вроде как случайно тормознув и уронив вторую газету из-под мышки, п р о в е р и л с я, так сказать…
Загадочный х в о с т не приклеился, исчез.
Станислав Гагарин несколько разочарованно вздохнул,
Его, мягко говоря, озабоченность значительно возросла, когда свернув от автобусной остановки на дорожку, ведущую через голый еще фруктовый сад к больничному бело-голубому зданию, писатель увидел вдруг таинственного незнакомца, который шел ему навстречу, смотрел на Станислава Гагарина в упор и приветливо улыбался, будто отца родного увидал.
Это было так неожиданно — писатель был уверен, что тип этот остался в очереди у киоска, что Станислав Гагарин непроизвольно кивнул будто знакомому и удостоился ответного знака в виде открытого взгляда больших, хотя и суженных в уголках глаз, с розоватыми белками и желтыми — тигриными? — пятнами в центре.
Расходясь с писателем, незнакомец склонил голову, и Станислав Гагарин отметил, что проделал он сие с достаточно гордой, прямо-таки царственной осанкой.
«Ба, — мысленно воскликнул сочинитель, — да, мы, наверное, попросту соседи по больнице! Молодой писатель, видел меня в Доме литераторов, небось, или еще где… Потому и попадаемся на глаза друг другу».
При этом он старался не думать о том, каким образом этот тип оказался впереди собственного маршрута писателя, хотя положено ему было, так сказать, д е т е р м и н а н т н о, причинно, находиться где-то позади. Сие обстоятельство Станислав Гагарин просто выводил за скобки, пользуясь извечной практикой рода человеческого. Когда нам что-либо мешает, не укладывается в привычную ипостась, мы выбрасываем это ч т о-л и б о за борт.
Разминувшись с молодым коллегой, как определил его сочинитель, Станислав Гагарин прошел по аллее дальше, к площадке, где стояло несколько садовых скамеек, призванных гостеприимно размещать больных и посетителей в теплые часы, и здесь писатель понял, что выбросить за борт смуглого незнакомца, так упорно попадающегося ему на прогулочном маршруте не удастся.
Как ни в чем не бывало загадочный кавказец — или среднеазиат, а, может быть, и палестинец? — сотней метров до того миновавший Станислава Гагарина, теперь сидел на одной из скамеек и жестом предлагал явно ошарашенному писателю расположиться рядом.
II
Личность Марка Туллия Цицерона писателя Станислава Гагарина интересовала всегда. Как, впрочем, и сама классическая история Древнего Рима, с романтической байкой о братьях-маугли Реме и Ромуле, кровавой заварушкой, устроенной гладиатором Спартаком, вечной р а з б о р к о й между патрициями и плебсом, зациклившимся антисемитом античности Катоном Старшим по поводу того, что Карфаген должен быть разрушен, Корнелием Суллой и Крассом, так хотевшими добиться особой dignitas — эфемерной военной славы, и, конечно же, обаятельным Цезарем, который погиб от руки Брута, продавшегося большевикам…