Вечный Жид
Шрифт:
Пророк утверждал, что суть бытия заключается в непримиримой борьбе мира света и добра с царством зла и тьмы. Именно эта борьба и составляет основу вселенского развития, как на земле, так и среди высших, запредельных сфер.
«Самое время воздать гимн Гаты и Ясны», — усмехнулся Заратустра, преодолевая еще одну скобу. Она была предпоследняя, но пророк, вернувшийся к статусу смертного человека, не ведал об этом.
Он поднял руку, чтобы ухватиться за привычный уже ржавый металлический прут, но рука встретила пустоту, затем, судорожно пометавшись, ощупала каменный
«Добрался-таки, — с облегчением подумал Заратустра, перенося правую ногу повыше и опираясь теперь локтем левой руки на обнаружившийся выступ. — Осторожно выбраться на площадку и подать знак товарищам, оставшимся внизу…»
Покинув железные скобы, пророк некоторое время лежал неподвижно ничком и по-звериному чутко прислушивался к темноте.
Темнота ничем не выдавала себя.
Заратустра приподнял голову, пытаясь хоть что-либо рассмотреть во мраке, и не торопился зажечь фонарь, пока не уверится в безопасности того места, в которое вывел этот мучительный путь наверх.
Он оперся на левый локоть и потянул со спины к а л а ш н и к, приспособил автомат поудобнее и, осторожно оттянув затвор, дослал патрон в ствол.
«Хочешь не хочешь, а подниматься на ноги придется», — вздохнул Заратустра.
В кромешной тьме ему было ой как неуютно. Воспевший огонь как символ чистоты, святого очищения, искупляющего от греховной скверны, пророк ненавидел мрак, порождающий и покрывающий всякую нечисть.
Сейчас он был в состоянии разогнать темноту выстрелом из к а л а ш н и к а или лучом электрического фонаря, но Заратустра не торопился. Переждав минуту-другую, он поднимется на ноги, сделает три шага вперед, затем три шага в сторону, найдет на ощупь некое укрытие, а уже затем прибегнет к помощи животворящего света.
Но сделать три шага Заратустре не дали. Когда пророк выпрямился, наконец, во весь рост, неожиданно вспыхнул прожектор и осветил готового к стрельбе Заратустру, опасно стоявшего на краю только-только преодоленной им бездны.
Пророк успел дать короткую очередь, которая врезалась в зеркало прожектора и вдребезги разнесла его.
Но пули, выпущенные неизвестным л о м е х у з о м из автомата, на некую долю секунды опередили Заратустру. Раненный в обе ноги, пророк взмахнул руками, попытался сохранить равновесие, и некое время казалось, что он удержится на каменной площадке.
В темноте раздались новые выстрелы.
Случайная пуля ударила пророка в плечо и сбросила Заратустру в колодец.
Падая с высоты более сотни метров, Заратустра успел подумать, что Мани, последователь его, сын вавилонянина и персианки, заблуждался в попытках обосновать м а н и х е й с т в о на противопоставлении духовного света материальной тьме. Незачем было создавать ему и синкретическую, всеохватную религию, ибо любая религия суть система отношений между Человеком и Богом.
«Диалектики, тебе не хватило, дружище Мани… Вот что!» — это последнее, о чем успел подумать Заратустра.
Осветив тело бездыханного пророка, соратники быстро отнесли его из-под черного зева восстающего
— Что будем делать? — тихо спросил Мартин Лютер, встав на колени перед огнепоклонником и сложив на груди ему руки. — Надо предать его земле…
— На родине Заратустры умерших не хоронят, — сказал Станислав Гагарин. — Но где нам взять башню молчания? Да и хищные грифы не водятся в России…
— Я позабочусь о нем, товарищи, — послышался голос Вечного Жида.
Соратники расступились, и Агасфер подошел к покойному Заратустре.
— Сейчас он отправится в Иной Мир, — спокойно произнес Фарст Кибел. — Проститесь с пророком… Он достойно умер, пытаясь помочь России. Мир и Свет тебе, праведный воин Добра!
Вечный Жид поднял руки и п о м а х а л ими в воздухе, как бы напутствуя Заратустру в далекий путь к земле обетованной.
И когда Агасфер свел воедино ладони над останками пророка, останки огнепоклонника исчезли.
ПОДЗЕМНАЯ ВОЙНА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Звено девятое
I
Центральная часть потолка уютного конференц-зала была стеклянной.
Выполненный в виде восьмиконечной звезды набор прозрачных треугольников позволял высокому летнему солнцу заглянуть в укромное местечко для приватных заседаний, которое в эпоху так называемого з а с т о я облюбовали руководители одного из главков могущественного «Интуриста», а после августа 1991 года арендовали хозяева скромного совместного предприятия, не любившего рекламировать собственную деятельность.
Те, кто официально представлял загадочное э с п э, фигурами были подставными, что в поповско-лужковской Москве, в пост-перестроечной криминальной сумятице делом было неудивительным. Их, зиц-председателей фунтов, и в помине не было сейчас в конференц-зале, в котором для подведения итогов и корректировки тактического курса собрались истинные хозяева совместного предприятия, а также коллеги из других подобных к о н т о р, имеющих причастность к операции «Most».
Входы и выходы в зал заседаний надежно перекрывались специальной охраной, которая после загадочных событий, имевших место в секретном помещении известного ф о н д а, получила жесткие инструкции, была пополнена надежными профессионалами.
Этот послерождественский, святочный день был изначально сумрачным, ненастным. Ни о каком солнце сквозь стеклянную в потолке звезду Соломона не могло быть и речи. Ромбовидный стол, за которым сидела дюжина д е л о в ы х мужчин, освещали яркие плафоны, закрепленные на стенах, и потому стеклянная часть потолка укрывалась в верхнем сумраке и в глаза не бросалась.
Ни известного уже нам Майкла, ни седовласого гражданина, которых мы видели недавно в бронированном м е р с е д е с е, здесь не было. Эти двое в целях усиления конспирации прекратили всякое явное общение друг с другом, не показывались на оперативных совещаниях, руководили операцией «Most» дистанционно, всерьез памятуя о русской поговорке про береженого, которого, пардон за повторение, Бог бережет…