Вечный зов. Том I

Иванов Анатолий Степанович

Нет, это были не те палатки, которые стояли когда-то на железнодорожной станции, на районной площади возле памятника. Это были другие… Они появились недавно, всего две недели назад, выстроились в три ряда на окраине Шантары, возле дощатых, крытых толем промкомбинатовских построек. В этих палатках жили рабочие эвакуированного завода сельскохозяйственных машин.

Этот завод свалился как снег на голову.

К концу августа кое-как распихали по домам, устроили под крыши основную массу беженцев. Кружилин облегчённо вздохнул,

рассчитывая вплотную теперь заняться хлебоуборкой. Но первого сентября уже поздно ночью в райкоме раздался звонок.

— Не спишь? — спросил Субботин. — Тогда здравствуй.

— Здравствуй, Иван Михайлович. Какой уж тут сон…

— Трудненько?

— Кошмар какой-то, — откровенно сказал Кружилин. — Да вроде кончается, слава богу.

— Да, да… — монотонно и вроде безучастно откликнулся на другом конце провода секретарь обкома. — Но… боюсь, что кошмар для тебя только начинается.

— Да вы что?! Мы больше не можем принять ни одного человека! Нет ни жилья, ни работы… У нас же не город.

— Вот с работой теперь у тебя легко будет. В Шантару направляется машиностроительный завод.

— Завод? При чём тут завод? Какой завод? — непонимающе произнёс в трубку Кружилин.

— Сельскохозяйственного профиля.

— Ты шутишь, что ли?

— К сожалению, не шучу, Поликарп Матвеевич…

И тут только Кружилин понял, что секретарь обкома действительно не шутит, и невольно опустил руку с телефонной трубкой.

— Но почему завод к нам? Целый завод? — спросил наконец.

— Близ Шантары проходит высоковольтная линия. Так что ясно, почему к вам.

— Нет, это невозможно. Мы не сможем… Не справимся…

— Что ж, тогда звони в Москву, в Совет по эвакуации — Швернику или Косыгину. Это их решение, — отчётливо и жёстко произнёс Субботин. И добавил: — Я понимаю тебя, Поликарп Матвеевич. Но что же делать, война… Полмесяца назад правительством утверждён военно-хозяйственный план на четвёртый квартал. В плане предусмотрено, что первого ноября этот завод должен дать продукцию.

— Но это же всего два месяца! А завода ещё нет.

— Первые эшелоны с оборудованием и рабочими прибудут через два дня. Завтра к вам приедет главный инженер завода. Вместе с ним подумайте, где выбрать площадку, как и где разместить оборудование…

— Да где, как мы можем размещать оборудование? — всё ещё не сдавался Кружилин, хотя и понимал, что упорство его выглядит если не глупым, то по крайней мере ненужным, бесполезным. Была необходимость, вызванная войной, и эта необходимость ни с чем не считалась, ничего не признавала, перед ней отступило всё, даже невозможность. — Ведь нужны… нужны цехи… производственные площади, одним словом. У нас что есть? Ничего нету… Куда будем селить людей?

— Вот вместе с главным инженером завода всё обдумайте, всё решите. — Голос Субботина опять налился твёрдостью. — Через неделю представьте в обком партии соображения

с указанием точных сроков монтажа и пуска предприятия. Всё, Поликарп Матвеевич, всё, дорогой, давай не будем больше обсуждать этот вопрос, — прибавил он, чувствуя, что Кружилин опять хочет возразить. — Ну и нечего тебя, конечно, предупреждать, что за эти сроки, за восстановление завода, так же как и за уборочную и за все прочие дела, отвечает прежде всего райком партии. А проще сказать — ты, Поликарп Матвеевич.

Главный инженер завода оказался маленьким, толстеньким, неунывающим человечком.

— Иван Иванович Хохлов, — отрекомендовался он, войдя в кабинет Кружилина на другой день, бесцеремонно кинул на его стол портфель. Потом смутился, покраснел под взглядом Кружилина, портфель со стола убрал. — Извините… Ну-с, в обкоме партии мне сказали, что вы в курсе. Завод у нас небольшой, полторы тысячи рабочих. Выпускаем веялки, сеялки и прочие необходимые мирному человечеству вещи. Демонтировать и грузиться пришлось под бомбёжкой, но погрузить сумели всё, до последнего станка. Ну-с, время терять нельзя, где будем размещать заводское оборудование, куда селить людей?

— Не знаю, — сказал с усмешкой Кружилин.

— То есть как не знаете?! Как не знаете? — Хохлов вскинул на секретаря райкома круглые глазки.

— А вот так — не знаю. Мы только что приняли два эшелона эвакуированных, для рабочих завода жилья нет ни одного метра… Полторы тысячи да семьи — сколько всего людей?

— Всего около пяти тысяч.

Кружилин только усмехнулся.

— Чему же вы смеётесь? Чему смеётесь? Да, около пяти тысяч человек… О трудностях с жильём на новом месте мы предполагали… Первое время люди могут жить в палатках. Несколько сот палаток у нас есть.

— У нас тут не Африка. В сентябре — заморозки, в октябре — дождь со снегом. Во второй половине октября бывают морозы под тридцать градусов.

Хохлов даже перестал моргать.

— Что? Под тридцать? Не может быть… — Но тут же схватил свой портфель, засуетился. — Ну, хорошо, хорошо… Сейчас надо начинать с главного — выбрать заводскую площадку, осмотреть имеющиеся помещения. Мне говорили в области, у вас есть промышленный комбинат. Некоторые его помещения можно использовать под заводские цехи.

— Что ж, поехали смотреть на помещения нашего промышленного комбината, — тяжело вздохнул Кружилин.

Через полчаса Хохлов молча ходил по низким, барачного типа строениям промкомбината — столярной и слесарной мастерской, покусывая полные розовые губы, постукивал зачем-то согнутым пальцем в дощатые стены. Так же молча обследовал единственную кирпичную постройку — промкомбинатовский склад, вышел оттуда, поглядел на ясное сентябрьское небо, в котором летела паутина, на деревянные опоры высоковольтной линии, которые, огибая село, уходили за горизонт, кивнул на крытое дёрном овощехранилище: