Вечный зов. Знаменитый роман в одном томе
Шрифт:
Капитан молчал.
— Сейчас они опять полезут, — проговорил Савельев.
— Подождут маленько, — усмехнулся капитан. — Зачем рисковать? Вот, послушайте, — кивнул он на стенку окопа.
Савельев прижал ухо к стене и уловил, что земля чуть подрагивает.
— Где-то далеко танки, кажется, идут.
— Нет, они уже близко. Они уже подходят к переправе.
Савельев приподнялся над окопчиками и увидел, что на той стороне Сана к понтонной переправе подходит новая колонна танков.
— Ну, а где же наши пушки? — простонал Кружилин. тоже глянувший
— Разве я артиллерией командую, Кружилин? — строго спросил капитан. Боец опустил голову.
Потом все молчали, слушали, как гудят на той стороне Сана танки.
— Слушай, капитан, — проговорил наконец Савельев. — Надо что-то делать…
— Ну что? — равнодушно спросил капитан. — Отступать?
— Может быть…
— Так… — усмехнулся капитан. — А приказ был?
— Но ведь зазря люди гибнут, бессмысленно.
— Не знаю.
— Что не знаете?
— Бессмысленно или нет. Это командование дивизии знает.
Капитан застонал от боли в плече, закрыл глаза. Савельеву стало жалко этого человека, и в то же время он с неприязнью подумал о нем: «Солдафон, наверное, тупоголовый. Приказа об отступлении нет…»
Савельев заговорил об отступлении не из боязни за свою жизнь, о себе он сейчас вообще не думает. Просто обстановка, в которой они очутились, заставляла его думать трезво и рассуждать логически.
— Савельев, я вот что хотел спросить, — раздался вдруг голос капитана. — Иван Савельев, что жил в Сибири, в деревне Михайловке, это не ваш брат?
Антон удивленно, всем телом, обернулся к капитану. Но тот сидел по-прежнему с закрытыми глазами. Грязный лоб его покрылся крупными каплями пота.
— Верно… брат. Младший…
— Вот видите. — Капитан открыл глаза. — А я вас сразу узнал… Такой же белобрысый Иван-то. А в Шантаре другой ваш брат живет, Федор. Тот чернявый.
— Верно… Да вы кто такой?
— А я — Назаров. Максим Панкратьевич Назаров. Из Михайловки я родом. Там, в Михайловке, отец мой, председатель тамошнего колхоза. Год назад я в отпуск к нему ездил… А служим вот вместе с земляком, с Кружилиным Василием.
— Постой, постой, это какой Кружилин? — Савельев нахмурился, потер лоб. — Кружилин, Кружилин? Фамилию вроде слышал… Нет, не помню. В Шантаре я, считай, мальцом последний раз был. Кажется, в девятьсот десятом году еще… Неужели я похож на Ваньку?
— Похож, — подтвердил Назаров. — Он, Иван, что же, не вернулся еще из тюрьмы?
— Не знаю, — сказал Савельев. — Что в тюрьме Иван, знаю. А вот за что? У старшего брата несколько раз спрашивал — не отвечает даже на письма. А жена Ивана — ей я тоже писал — одно твердит: невиновен Иван…
Давно уже был слышен шум моторов и лязг гусениц. Капитан шевельнулся, привстал, глянул через бруствер.
— Ползут. Еще жарче сейчас будет. Вы, Савельев, сейчас еще можете уйти… А мы не имеем права. Вы ведь, кажется, ехали с Кружилиным по Дрогобычскому шоссе, видели, что там делается? Наша задача — задержать немцев как можно дольше, чтобы дать людям возможность отойти от
У Савельева перехватило в горле. Он глотнул тугой ком слюны.
— Я понял… Я останусь. Куда мне идти…
— Дело ваше, — холодно сказал Назаров. — Кружилин, ты тут за старшего будешь. Танки, как и в первый раз, пропустить, отрезать пехоту… Если что, я на батальонном КП…
И выскочил из окопа, не обращая внимания на свист автоматных очередей, побежал вдоль холма, придерживая здоровой рукой фуражку…
По команде Кружилина бойцы приготовили гранаты.
— А ты, батя, умеешь? — спросил Кружилин, протягивая гранату и Антону.
— Приходилось. Только больше самодельными.
— Дело простое: вот так выдерни чеку — и швыряй!
Но воспользоваться гранатами на этот раз не пришлось. Танки заползли на холм и с остервенелым ревом принялись сновать взад и вперед по его плоской макушке, крутиться на месте, распахивая неглубокие окопчики, размалывая в них людей. Огромная лязгающая махина, закрывая дымное небо, приближалась и к окопу, в котором был Савельев.
— Ложи-ись! — почти беззвучно закричал Кружилин, широко раскрыв рот. Где-то сбоку раздавались взрывы, беспорядочная винтовочная трескотня.
Антон обернулся и увидел — между двумя соседними траншеями ворочается черная железная махина, а красноармейцы из окопов швыряют и швыряют в нее ручные гранаты, бьют из винтовок, целясь, видимо, в смотровые щели. Но танк был неуязвим, гранаты отскакивали от брони и рвались вокруг.
— Да ложись же! — рявкнул Кружилин в самое ухо, дернул его за пиджак.
Антон повалился и, падая уже, увидел, что танк выбросил султан кроваво-черного дыма и тут же вспыхнул костром. «Ага, ага!..» — злорадно почти вслух выкрикнул Савельев. Еще он увидел на миг светлую ленту Сана, и немцев, которые беспорядочными кучками взбирались на холм, и плоское, грязное днище танка над головой. Оно пялилось куда-то вверх, потом упало на окоп тяжелой многотонной крышкой. «Ну, сейчас мы вас встретим…» — подумал Савельев о немцах, сжимая гранату. Он упал неудачно, подвернув под себя руку. Граната больно давила в ребро. «Ничего, сейчас, сейчас…» — стиснул он зубы, пересиливая боль. Но сверху, на спину ему, обвалилась земля, засыпала с головой. Сразу стало нечем дышать, совсем нечем… Перед глазами в черной непроницаемой мгле вспухли оранжево-зеленые круги и со звоном лопнули, брызнули во все стороны белыми-белыми искрами…
Антон очнулся оттого, что кто-то пытался вывернуть ему руку. Он застонал.
— Ага, живой… Тихо только! Тихо, — услышал он сквозь звон в голове и почувствовал, как сваливается с него тяжесть. — Вылезайте…
Василий Кружилин наполовину откопал Савельева, взял его за плечи, кое-как вытащил из-под земли. Антон сел, тяжело и жадно стал вдыхать теплый ночной воздух, пропитанный запахом пороха, бензина и горелой краски.