Ведая, чьи они в мире...
Шрифт:
Не тот это город, и полночь не та…
Мне часто кажется, что еще миг — и я снова увижу тебя. Что стоит обернуться, и я встречу твой взгляд. Ведь больше мне ничего не надо ни в одном из миров, — только бы знать, что увижу тебя еще раз.
Я снова не спала всю ночь — вечером прислали срочный заказ, — а под утро, закончив работу, поняла, что уже не смогу заснуть. После многочасового сидения за компьютером было просто необходимо развеяться, и я вышла пройтись.
Ночь таяла, ее глухой темный покров редел на глазах, превращаясь в клочья мутной синевы.
Воздух был чистым и свежим, как ключевая вода в прозрачном стакане. Под ногами остро звенели тонкие льдинки. Я медленно шла по застывшим улицам, не думая ни о чем, ощущая почти невесомую легкость, как всегда после долгой бессонницы. В такие минуты все воспринимается слегка замедленно и кажется не совсем реальным, словно на грани сна и яви. И, наверное, именно ради этих утренних минут я привыкла не спать по ночам… А может, просто в память о том, как было когда-то…
«Ты что не спишь? Время позднее».
Он говорил так всегда, увидев, что она ждала его ночью. А она отвечала: «Да так, не спится». И видела едва заметный проблеск усмешки на дне его глаз, холодных и светлых, как сталь меча.
Многие не выдерживали его взгляда. И никто не поверил бы, что он может так смотреть на какую-то девку, ставшую его очередной подружкой. Да, она хороша, но ведь не красивее многих других, подобных ей — пленниц и рабынь, и тех, кто живет на Этрусской улице. Тех, с кем можно сойтись на час, но не зазорно прожить и годы — пока не придет время взять достойную девицу в жены и продлить свой род…
А она ждала всегда, как бы поздно он ни вернулся. Просто потому, что знала: без него ей все равно не заснуть.
В снегу на обочине тротуара что-то сверкнуло. Я наклонилась, разглядывая лежащий предмет, потом осторожно подняла его. Тонкая нить из серебряных капель переливалась на моей ладони, как тающий лед. Крошечные шарики металла были спаяны по три в ряд, поэтому цепочка напоминала ленту, плетеную из мелких жемчужин. Вернее, это была не цепочка, а браслет, который носят на руке.
Я долго смотрела на него, как уже было однажды. Его будто создало само это зимнее утро — такое же ясное и безмолвное, пронизанное таким же холодным сиянием, как другое утро после бессонной ночи. Далекое утро первого дня войны, после которого навсегда померк для меня свет, и жизнь, ставшая непроглядной тьмой, так опостылела мне, что я решилась уйти из нее по своей воле…
С виду неотличимый от того, навеки сохранившегося в моей памяти, он был сделан в другое время, но в той же стране, — на застежке, возле знака пробы, виднелась надпись: «Italy».
Я надела его на правую руку. И, как тогда, змейкой скользнув на мое запястье, он блеснул в призрачном свете зари.
Девятьсот двенадцать тысяч зорь взошли над землею с тех пор. Но лишь эта рассеяла тьму, пролегшую между нами, и возвестила, что срок мой близок…
«Когда мой подарок вернется к тебе…»
* * *
Это
Это место мне незнакомо… Ощутив, что стою на ногах, я озираюсь вокруг — и постепенно понимаю, что нахожусь внутри гигантского здания. Из полутьмы смутно выступают каменные плиты пола. Ряды витых колонн уходят в бесконечную даль и высь: и по сторонам, и вверху царит туманная мгла. Только приглядевшись, я как будто различаю в вышине темные своды, а вдалеке между колоннами — тускло мерцающие стены, по которым пробегают отблески света. В плоских чашах, поставленных на треножники, пылает огонь. Медленно двинувшись вперед, минуя череду светильников, я иду в сумерках, среди зыбких теней, и прозрачные огненные цветы распускаются передо мною, и колеблющееся пламя на миг освещает в проемах колоннады то складки тяжелых занавесей, то провалы широких лестниц. Это место мне незнакомо, но почему-то мне кажется, что я уже была здесь…
Глубокая тишина пронизана едва уловимым дрожащим звуком — так гудит смолкнувший колокол. Этот звук доносится из пустоты, со всех сторон, будто его порождает сумрак, и постепенно становится все громче, напоминая звенящий гул в раковине. И медленно слагается в слова:
— Зачем ты пришла сюда? Тебя нет среди званых.
Я вдруг понимаю, кто говорит со мной. Но, будто онемев, не могу вымолвить ни слова в ответ…
— Тебе нет места среди моих гостей. Ты ждешь встречи с одним из них?
Я все еще не в силах ответить. Но тому, кто говорит со мной, и не нужен мой отклик.
— Ты увидишь его здесь, когда придешь навсегда.
Выйдя из оцепенения, я слышу, как мой крик эхом отдается в тишине:
— Я хочу остаться сейчас!..
— Нет.
В голосе звучит скрытая насмешка — или это мне только почудилось?
— Навсегда приходят другим путем. И не так легко.
— Я готова к этому…
— Словом и делом?
Он на миг замолкает, будто давая мне время осознать услышанное.
— …Своим телом, своей душой, своей кровью… Чем ты готова заплатить? Из всего, чем клялась, что ты готова отдать сама?
Все вокруг медленно расплывается, тонет во мгле. И сквозь темноту проступает бледный прямоугольник окна. Уже почти рассвело…
* * *
Сегодня 21 февраля. Фералии — девятый день поминовения ушедших. День, когда закрываются врата.
«…Духи не требуют слишком многого, память живущих нужнее им, нежели обильные жертвы. Самое главное — помолиться им от всего сердца. И следует о них помнить…»