Ведётся следствие
Шрифт:
Постепенно наставления возымели действие, Теодор научился концентрироваться на главном, а потом посторонние мысли и вовсе исчезли — юный Немертвых начал видеть. Особенно хорошо это получалось, если закрыть глаза — мир приобретал непривычную резкость и ясность. Это создавало известные неудобства — вернувшись из леса, приходилось заново вживаться в условности вещного мира: моргать, дышать, говорить ртом — совершенные излишества, если подумать. Равно как и носить неуставные сорочки под запонки, щегольской галстук, пошитый у хорошего мастера мундир… Темная сторона, светлая сторона, а офицер и джентльмен (как говорят
Немертвых взял в руки трость, подумал, что нужно будет заказать специальный чехол для нее, и решительно вышел из купе…
…Пока доктор готовился достойно встретить неведомое и потенциально опасное, блестящее общество в вагоне-ресторане наслаждалось обществом господина Мягко-Жестоких и его очаровательной спутницы (разумеется, Цисси).
О, уважаемый городской адвокат был блестящим собеседником и незаурядным рассказчиком! В диалоге его умения проявлялись не так ярко, но когда он перешел к повествованию, внимали которому не только сотрапезники, но и окружающие — господин Мягко-Жестоких умел говорить так, что каждое его слово достигало самых отдаленных уголков вагона…
Словом, вниманием аудитории оратор завладел в первые же минуты и, казалось, погрузил ее в некий транс, пребывая в котором, каждому хотелось немедленно стать честнее, порядочнее и вообще — лучше! Исключения были редки — господин Бессмертных (он считал, что в его возрасте меняться уже как-то несолидно), госпожа Кисленьких (писательница полагала, что и так даже чересчур хороша), поручик Вит-Тяй (на беарийцев в принципе не действовали подобные приемы) и господин Топорны (следует уточнить — на беарийцев и опытных офицеров суда). Ян, подперев подбородок рукой, шмыгал носом — должно быть, думал о том, как растрачивает жизнь впустую, занимаясь всяким непотребством, вместо того, чтобы создавать очередной венок сонетов. Берт мрачно сопел и время от времени почесывал за ухом; о чем думал он, никто не знал. Юный стажер тоже не избегнул всеобщего помешательства — он медленно раскачивался из стороны в сторону и монотонно обещал никогда, никогда, никогда не таскать у бабушки варенье…
— Однако, Людвиг, поразительный успех! — заметил Руперт. — А вы ведь, если не ошибаюсь, только два года назад начали обучаться искусству гипноза?
— О, вы преувеличиваете, — скромно ответил адвокат. — Но согласитесь, это крайне полезное умение, особенно если вам предстоит назначение на Балганские шахты или Хазские соляные прудники. Честно скажу, последнее назначение меня тревожило, — добавил он. — Атмосфера прудников — не лучшая для Цисси… Наши крылышки начинают покрываться соляной коркой, да, дорогая?
И Мягко-Жестоких погладил свою верную спутницу.
— Это ужасно, — покачала головой Каролина, и алое перо негодующе затрепетало. — Мухобор должен летать!
— К счастью, — продолжил Людвиг, — мой коллега, Антуан Мрак-Кромешны любезно предложил мне поменяться жребием, за что я ему очень благодарен.
— Антуан — очень тактичный человек, — кивнул Руперт. — Это весьма любезно с его стороны.
— Он был осведомлен о моих обстоятельствах…
Окружающие постепенно приходили в себя, а поскольку кое-кто кое-что запомнил, то некоторые супруги уже начали коситься друг на друга, и неизвестно, чем бы закончился обед,
— Дамы и господа! — провозгласил он с самым траурным видом. — Сотрудники паровозной компании приносят свои глубочайшие извинения… К нашему превеликому сожалению, сегодня в меню не будет ни свежей клубники, ни сливок, ни устриц! Вольный город Брехенберг, в котором мы только что остановились… захвачен вооруженными дикарями!
Бессмертных отодвинул занавеску. Вокруг экспресса сновали дикари в меховых набедренных повязках, раскрашенные черной и белой краской.
Пассажиры, чувствовавшие себя в полной безопасности за бронированными стенами вагонов, приникли к окнам: такой экзотики они еще не видали.
— «Пингвины», — вздохнул следователь.
— Простите?
— Это племя поклоняется Великому Пингвину, — пояснил тот. — Признаться, есть разные версии возникновения этого культа. Кто-то говорит о гигантском пингвине, которого преступные экологи выкрали из зоопарка и выпустили на свободу, а он так привык к людям и лакомствам, что прибился к дикарям, они же объявили его своим тотемом и научились от него дурному… А другие считают, что Великому Пингвину те поклонялись испокон веков, а вот на разбой их толкнул недоучившийся студент… Тоже, кстати, угодивший на кривую стезю из-за этой самой экологии, — хмыкнул следователь. — Здесь он скрывался от преследования властей, спрятался у дикарей, привил им пороки цивилизованного общества… Так что теперь раз в год они откалывают айсберг покрупнее, ставят паруса и грабят прибрежные города.
— Говорят, — вставил Ян, — они угоняют жителей в рабство. Больше всего им нужны женщины!
— Зачем? — глупо спросил Дэвид и понял, что сейчас покраснеет. По счастью, оперативник вовремя ответил:
— Как зачем? Высиживать пингвиньи яйца на птицефермах, конечно!
— Отвратительно! — сказала Каролина.
— Прошу извинить, но я должен проинструктировать солдат, — Вит-Тяй нахмурился и поднялся во весь свой богатырский рост. — Младшая сиятельная госпожа никогда не будет пингвиньей наседкой! Осмелившихся на такое… — Тут он сурово сдвинул брови. — Этих «пингвинов» в котел войдет дюжины полторы!
— Не иначе, — согласился Бессмертных. — Они как-то мелковаты. Да, господин поручик, не забудьте предупредить доктора. Возможно, местным жителям и этим… хм… несчастным потребуется его помощь.
Следователь как-то двусмысленно усмехнулся.
Поручик грозно разделил бороду напополам и поспешил к выходу, тактично огибая прилипших к окнам пассажиров и тем самым оберегая несчастных от неизбежных синяков. Оказавшись в тамбуре четвертого вагона, Вит-Тяй замер, чего с отважным беарийцем отроду не случалось.
Но было отчего! Через стеклянную дверцу вагонного коридора он видел, как к тамбуру неспешно движется закованная в черные латы фигура в черном же непрозрачном шлеме. Сияющий меч у бедра, развевающийся угольно-мрачный плащ с черным подбоем… Беарийский гвардеец не боялся никого: ни голодного медведя, ни лесного дьявола (водилось в Беарии и такое, и даже похуже), ни магистра Вэ-Пу, сломавшего ему за непочтительность три ребра своим знаменитым посохом, но это…
Он моргнул — иллюзия рассеялась. Перед ним стоял хорошо знакомый доктор Немертвых, в котором не было ровным счетом ничего сверхчеловеческого.