Ведьма и парашютист
Шрифт:
Вместо того, чтобы рассердиться, мамка накрыла руку Дитера ладошкой и погладила:
– Ну конечно, хочу.
Потом она повернулась ко мне:
– Скажи спасибо Дитеру, Клаус, что он так о тебе заботится. Иди, достань и почисть свой приличный костюм: завтра с утра ты поедешь со мной в город.
Я сам не знал, хочу я ехать с мамкой в город или не хочу. Когда-то раньше я очень хотел, но она так долго не брала меня с собой, что мне надоело слушать ее рассказы про общение душ и расхотелось на них смотреть. Конечно, всегда приятно прогулять работу, но мне стало жалко, что я не полезу с Ури в цистерну за сокровищем, и я попробовал поспорить:
– Но я не могу, я ведь завтра работаю.
–
– захохотал Дитер: он тоже почему-то вспомнил про волка. Я замотал головой, но мамка шлепнула меня по затылку, так что я прикусил язык, и пошла звонить фрау Инге, что я завтра не приду на работу. Фрау Инге, наверно, что-то ей возражала, потому что у мамки по щекам побежали малиновые пятна, и она крикнула в трубку высоким голосом, будто собиралась запеть:
– Да, я забочусь о здоровье своего сына! Он мой сын, и я должна снять с него злое наваждение! У меня долг матери!
Я не знаю, что ответила мамке фрау Инге, но, наверно, что-то такое, что ей очень не понравилось. Потому что она взвизгнула:
– Я сама выбираю день, когда я его везу на лечение! Так что ты завтра на него не рассчитывай!
– и бросила трубку с такой силой, что весь телефон свалился на пол.
А я и не знал, что она все еще надеется меня вылечить.
ОТТО
С самого утра все пошло вкривь и вкось. Отто с рассвета ждал, что Ури заскочит к нему закончить вчерашний разговор, прерванный в самом интересном месте приходом Инге. Но мальчишка заглянул к нему только около восьми, и не успели они перекинуться парой слов, как в дверях появилась Габриэла, которая как бы застигла их врасплох за дружеской беседой. Неизвестно, что она подумала, но лицо ее выразило целую гамму противоречивых чувств - изумление, недоверие, испуг и даже обиду - тем более, что она сразу заметила в гнезде видеомагнитофона позабытую ими там впопыхах кассету. Ури тут же ускользнул, пробормотав что-то невразумительное насчет Клауса, который сегодня, кажется, не придет на работу, и оставил Отто в полном душевном раздрае и в неведении - займется ли он немедленно останками Карла или нет.
Чтобы уклониться от настойчивых расспросов Габриэлы о причинах утреннего визита ненавистного парашютиста и о появлении запретной кассеты, которую она накануне собственноручно спрятала в ящик, Отто пришлось разыграть настоящий водевиль с кашлем и закатыванием здорового глаза. Габриэла, как обычно, запаниковала и вызвала Инге, которая впорхнула в спальню как большая белая бабочка: она по пути надевала плащ и никак не могла попасть рукой в рукав. Справившись, наконец, с развевающимися полами плаща, Инге мгновенно разоблачила притворство отца: "Господи, папа, ну как тебе не надоест!" и постаралась успокоить Габриэлу, не выдавая ей при этом актерскую тайну ее подопечного - как всегда, разумеется, из чистого эгоизма, чтобы поскорей покинуть его и умчаться неведомо куда. Отто и раньше с недоверием относился к деловой стороне деятельности дочери, - все эти банки, ссуды, колбасные фабрики и рестораны казались ему просто ловкой маскировкой ее эротических похождений. А сегодня Отто к собственному удивлению обнаружил, что ему было бы неприятно узнать о том, как она наставляет рога наглому еврейскому мальчишке, - вчерашний вечер показал ему, что у него с мальчишкой может возникнуть секретная мужская солидарность, направленная на спасение их общей непутевой возлюбленной, запутавшейся в сетях своих опрометчивых страстей. Но она, конечно, не обратила никакого внимания на робкие попытки отца задержать ее хоть ненадолго и поспешно умчалась, заявив, что опаздывает на важное свидание, связанное с получением денег на реставрацию замка.
Отто в тоске
Как, не вызывая подозрений, срочно добраться до мальчишки? Может, послать Габриэлу за Клаусом? Предлог он придумает, пока она будет за ним ходить. Отто хотел было отстучать свою просьбу, но в зубы ему ткнулась горячая ложка - он вздрогнул и раскрыл рот, который тут же заполнился сладкой манной кашей. Ему не оставалось другого выхода, - он послушно проглотил вязкую, ласкающую небо массу, она живительным потоком заскользила вниз по пищеводу, и он пришел в себя. Все стало на свои места и незачем было придумывать предлог для приглашения Клауса: ведь полчаса назад, стоя вон тут, на пороге, Ури поспешно пробормотал, что Клауса сегодня в замке не будет. А раз так, значит, надо послать Габриэлу за Ури - задача куда более сложная, но надо ее решить, чтобы не сойти с ума от беспокойства.
Отто торопливо доел кашу и, совершенно отключившись от реальности, погрузился в мучительные поиски повода, ради которого стоило посылать Габриэлу за Ури. Но реальность неожиданно ворвалась в его размышления пронзительным телефонным звонком.
– Кто бы это мог быть?
– испуганно спросила Габриэла, даже не делая попытки поднять неумолчно звенящую трубку. Убедившись, что она не намерена отвечать, Отто нажал на педаль кресла и направил его к телефону, на ходу протягивая к трубке лапу. При виде его целеустремленного движения к надрывающемуся от неразделенной страсти аппарату, Габриэла осознала, что ей не удастся переждать, пока телефон замолчит по собственному побуждению, - она одним прыжком опередила старика, рванула трубку с рычажка и поднесла к уху.
– Штрайх, - сказали автоматически ее губы, в то время, как глаза ее, стремительно округляясь, начали вылезать из орбит. Когда глазные яблоки ее достигли последней границы, за которой было только их полное отделение от глазниц и всего остального лица, побледневшие губы ее произнесли свистящим шепотом:
– Давно? Полчаса назад? Где, в Крумбахе? А сейчас что? Скорая помощь увезла его в больницу в Лангштулле? Почему в такую даль? Слишком серьезный случай? Уже еду!
Она ногой притянула к себе кресло и рухнула в него, как подкошенная.
– У моего папы инфаркт, - тусклым голосом сказала она в пространство перед собой, - Я вчера с ним поссорилась и сейчас у него инфаркт. Скорая помощь увезла его в больницу. Он без сознания. Мне надо ехать.
И, упершись ладонями в подлокотники, она с трудом поднялась с кресла, кое-как напялила шляпу, сдернула с вешалки жакет и направилась к выходу.
"куда ехать а я?" - заколотил в рельс Отто.
Она уже поворачивала ручку двери, и спина ее была непреклонна.
"Габриэла, - взмолился Отто, - не оставляй меня одного клауса нет и инге нет не уходи"
Уже переступив порог, она все же обернулась к нему, - лицо ее застыло судорожной маской.
– Я не могу. Мне надо ехать, - произнесла она мертвым голосом, с усилием раздвигая губы.
– Это я виновата, что у папы инфаркт. Я никогда не прощу себе, если он умрет, так и не простив меня.