Ведьма и вампир
Шрифт:
— Ты инквизитор.
— И всё?
— Это как моё проклятие, оно определяет, кто ты есть и как будешь поступать.
— Отец Пуркарий не одобряет политику инквизиции, — неожиданно произнёс Крам. — Мирные служители не видят разницы между нами и проклятыми.
— У них ведь есть основания? — мягко спросила ведьма. Она чуть не плакала от мысли, что пришла пора окончательно попрощаться с любимым человеком. Любимым, несмотря ни на что. Как там Вейма говорила? Играть чувствами, превращать в оружие? Пришла
— Это другое! — резко возразил инквизитор. — Мы трудимся во славу Защитника!
— Конечно, — безо всякого выражения согласилась Магда. Вот и всё. — Во славу Защитника. А я — во вред. Прощай, Крам. В следующий раз встретимся на пытке. Когда будешь ломать мне кости, не жалей ни о чём. Правда, не стоит. Я жалеть не буду. Прощай.
— Постой!
Инквизитор едва успел ухватить ведьму за рукав, когда она, решительно поднявшись, шла к двери. Крам развернул Магду к себе и увидел слезинку, пробегающую по щеке девушки. Сама ведьма ничего не замечала.
— Я люблю тебя.
— Не имеет значения, — всё также невыразительно произнесла ведьма. Она не сопротивлялась, когда инквизитор привлёк её к себе и осторожно поцеловал. Краму показалось, что Магда вообще перестала чувствовать.
— Для меня — имеет.
— Забудь. Ненужно всё.
— Ты презираешь меня?
— За что?
— Магда! Скажи, ты презираешь меня? Считаешь моё призвание отвратительным?
Вот тут ведьма будто очнулась. Она высвободилась из несмелых объятий Крама и с сомнением посмотрела на него.
— С каких пор инквизитора волнует мнение жертвы?
— Ответь! Считаешь?
— Твоё призвание не хуже любого другого проклятия, — после долгого молчания проговорила Магда. — Только мы прямо творим зло, а вы притворяетесь. Но почему ты так подумал?
— Почувствовал.
— Когда?
Крам отвернулся.
— Это было в бреду. Или раньше.
— Что было?
— Суд. Двое — светлый и тёмный, мужчина и женщина, — судили меня. Обвиняли перед тобой, а ты судила. А потом было пламя ада и вечное проклятие. Но и в аду я видел твоё лицо. Ты презирала меня.
— Это просто сон. Чего только не увидишь в лихорадке, — как можно небрежней произнесла ведьма. Враг бы побрал отца Пуркария! Его дурацкие диспуты заставили Крама вспомнить тот разговор в подвале и на кухне, который Лим стёр из памяти инспектора! Инквизитор вообще бы ничего не вспомнил, если бы не воспаление лёгких и бред, перемешавший воспоминания. А теперь — достаточно толчка, чтобы вернуть в сознание забытое. Вампир тогда отказался повторять свои действия: повторное вмешательство могло привести к безумию. Решили надеяться на удачу. Донадеялись.
— Сон, — повторил Крам. Он с надеждой взглянул на любимую, но она смотрела мимо. — Я увидел его оттого, что вы с Лимом спорили,
— Мы? — опешила ведьма. У неё и времени не было тогда на споры, а уж с практикантом подруги и вовсе не собиралась церемониться! Да, Лим доказывал, что инквизитор суть создание бесполезное, но нельзя же так всё прямо воспринимать… С другой стороны, почему бы не согласиться? Пусть будет рациональное объяснение странным воспоминаниям. — Спорили немного. Но это не имело значения, он всё равно помог бы мне тебя выходить, не сомневайся.
— Ты спасла мне жизнь, — заявил инквизитор. — Если бы не ты, я бы умер от воспаления лёгких или навсегда бы остался калекой. Я всем обязан тебе.
— Не говори так, — тихо попросила ведьма.
— Почему? — удивился Крам.
— Так нельзя говорить с проклятыми.
— Почему?
— Для нас это ритуальная фраза.
— Что она означает?
— Готовность выполнить желание спасителя. Одно желание.
— Любое?
— Почти. Если тебе не понравится, можешь отказаться, тогда загадают другое.
— А если и другое не понравится?
— Смотря как спасали. Если это было трудно, тогда придётся выполнить первое-второе. А если просто — хоть сотое, что понравится. Главное, нельзя нарочно просить чего не хочешь, не то нечестно получится.
— И будет выполнено?
— Иначе спаситель может отнять жизнь, если спасённый так её не ценит. И никто его не упрекнёт за это.
— Значит, я должен тебе желание.
— Нет. Ты мне ничего не должен. Забудь об этом, пожалуйста. У нас не принято выражать благодарность, пока о ней не попросили.
— Но я не один из вас.
— Тогда тем более. Забудь. Мне ничего не стоило спасать твою жизнь.
— А Лим? Он тоже имеет право?
— Нет, желание может быть только одно на всех. Да и к нему этот закон отношения не имеет, — поспешно поправилась ведьма. В какой-то мере она не грешила против истины: к Лиму, как и к ней самой, закон об исполнении просьбы спасённого отношения не имел, ведь это они его чуть не убили.
— Магда, кто Лим такой? — внезапно спросил Крам.
— Кто такой? — Неужели инспектор их подозревает?
— За что он ненавидит инквизицию?
— Лим? Ненавидит?
— Ты ведьма, проклятая. Тебя я понимаю. Отец Пуркарий принадлежит к другой ветви слуг Защитника. С чего бы обычному человеку ненавидеть нас?
— Скажешь, не за что?
— Нас ненавидят только те, кто опасается за себя.
Магда отвернулась.
— Поверь мне, Лиму опасаться нечего.
— А я думаю, он еретик. Или родственник сожжённого еретика. Угадал?
Магда побледнела. Где-то в отдалении раздался гром, но ни ведьма, ни инквизитор не обратили на это внимания. Как и на ясное, без туч и облаков, небо за окном.