Ведьма и закон
Шрифт:
– С утра буду знать, – задорно прошептала Женя. – Потерпи.
– Потерплю, – передразнил ее тон отец и поднялся. – Я пошел, а ты смотри, палку не перегни. Игры играми, а жизнь жизнью.
– Эх ты, – с укором произнесла дочь. – Не нимфа. Справлюсь.
Ярослав махнул рукой и не спеша направился к выходу. Он ни на грамм не сомневался в своей девочке и в тех способах, которыми она доставала информацию. Слишком умная и слишком гордая, чтобы идти на низость или поступать опрометчиво. Но предупреждать давно вошло в привычку и стало чем-то вроде самоуспокоения. Всегда страшно наблюдать за свободным плаванием отпрыска. Того и гляди, будто
Женя подождала, пока за отцом закроется дверь, и отправилась в душ. Неизменно переживает за нее, всего боится, хотя из них двоих переживать стоило как раз не за нее. Папа с его масштабными идеями и необоснованными экспериментами в какие только переделки не попадал. И неудивительно. Если только у него одного во всем этом мире появилась дочь-человек. Девушка покачала головой.
Секретарем она к нему пошла будучи студенткой, ему тогда как раз шибко понравился неуравновешенный Эйдолон с его идеей привлечь к работе еще более неустойчивого оборотня. Для иных – провальная идея, для отца – идея на миллион. И кинулся он ее воплощать со свойственной энергией и невнимательностью к мелочам, а мелочи в данном случае – это разношерстные и влиятельные фигуры мировой шахматной доски. Пара слонов, пара тур, конь… По отдельности отцу не помеха, но, объединившись, они могли представлять угрозу. И вот тогда на сцене впервые в качестве пешки появилась Женя.
Девушка улыбнулась воспоминаниям и вернулась в реальность. Предстояло выбрать подходящее по случаю намечающегося свидания облачение и, пожалуй, немного помедитировать, освободить сознание и внести в душу покой.
Маруся залетела в комнату и спрыгнула с метлы. Денек выдался не из тихих, а ведь по плану у нее выходной. Впрочем, впереди еще был целый вечер… Целый вечер на то, чтоб доделать самой себе с утра придуманную работу. Ведьма кинула метлу с сумочкой на кушетку и направилась к холодильнику. Перекусить лишним не будет – нервное истощение даром не проходит, энергии организму при таких-то нагрузках требуется немало.
Проходя мимо стойки, отделяющей зону столовой от гостиной, женщина приметила две одинокие тарелки. Отчего-то эта картина заставила остановиться, а душой завладели смешанные эмоции: тоска, разрывающая уставшее от одиночества сердце, и недовольство беспардонным вмешательством в личную жизнь чужака. Лик не имел никакого права указывать ей вне работы, что и как она должна делать, даже если это что-то могло спасти ей жизнь или просто не дать покалечиться. На все воля природы.
Постоянно живя под гнетом Шута, Маруся отчасти стала сторонником теории «чистой дороги». В штате последователей ведьма, само собой, не числилась, да и способы «донесения» теории до обывателя ей совершенно не импонировали, но в самой сути взгляда Козлова находила крупицу истины. Нельзя уберечь того, кому суждено покинуть мир, – именно так Руся ощущала свою судьбу. Каждое создание проживет ровно столько, сколько отмерено ему природой, ни часом больше, ни часом меньше, а все многочисленные отчаянные попытки переиграть Смерть – тлен. Постоянный страх неизбежного лишь умертвит создание еще при жизни, и спасение обернется пыткой худшей, чем сам уход.
К чему Лик взялся за нее решать вопросы ее личного времяпрепровождения? Кто ему дал такое право?
Маруся прикусила губу и постаралась избавиться от приятного ощущения окруженной заботой женщины. Гипертрофированная
– Не торопилась, я смотрю. – Береслава залетела в окно и спрыгнула с метлы. – Ух, я скажу, у тебя начальство! Одни глазюки чего стоят!
– Красивые, – согласно кивнула внучка.
– При чем тут красивые? Страшные, ишь стреляет ими, будто все вокруг шпиёны и ему денег должны.
– Бабуля. – Маруся рассмеялась, представляя воочию описанную картину. – Ну тебя!
Козлова-старшая пожала плечами и по-молодецки запрыгнула в кресло.
– Бабуля тут полетала, молодость вспомнила и решила подзадержаться.
Младшая ведьма обернулась, оглядела бабушку с ног до головы, затем склонила голову набок и прищурилась.
– Подзадержаться? Сознавайся!
– В чем? – искренне удивилась Береслава.
– Бабуля… – предостерегающе протянула Руся.
– Лугару, – сдалась женщина.
– Бабуля!
На этот раз возмущению внучки не было предела.
– Ну а что? Славный мальчик. Болеет. И красавец каких мало. Неужто не заметила?
– Бабуля. – Во взгляде молодой ведьмы появился намек на недоверие. Она грозилась занять оборонительную позицию.
– Как много можно вложить в одно обращение, – примирительно улыбнулась Береслава. – Не по нраву богатырь, я уяснила. Ну а так, отстраненно, что о нем думаешь?
Маруся расслабилась и дошла-таки до печи.
– Как тут не заметишь? Конечно, заметила. Только тебе напиши – ты ж сразу сочинишь чего-нибудь.
Пожилая ведьма ласково наблюдала за внучкой. Ее девочка мгновенно выдала свои самые потаенные, спрятанные глубоко даже от самой себя, мысли. Как и предположила Береслава, исходя из рассказов Маруси, Ликург потихоньку занимает в голове подчиненной неприлично обширные территории. И сегодня Козлова-старшая лично в этом убедилась. Чистокровный Эйдолон с отцовской внешностью и материнским обаянием вскружит голову всякой. Береславу позабавили попытки мальчика скрыть свою истинную сущность. Конечно, попытки замечательные и обманут большую часть живущих созданий, но это тех, кто не имел чести лично пообщаться с Аресом и его прекрасной супругой. А Береслава такой чести удостаивалась не раз и хорошо помнила взрывную семейную пару. Ликург похож на них обоих.
Сегодня ведьму как никогда порадовал тот факт, что Маруся не войдет в число женщин, покоренных божественной аурой Эйдолона. Только аптекарям известно, что преемник избирается, еще будучи новорожденным, и отмечается особым знаком – наговором неподчинения. Сложнейшая незримая невесомая паутина окутывает тельце ребенка и растет вместе с ним, защищая от всякого влияния на психику ученика извне. Ни бог, ни маг не в состоянии приворожить или подчинить своей воле будущего аптекаря. Так на корню пресекаются всяческие попытки украсть опасные знания. Так Маруся оказалась огражденной от врожденного обаяния своего шефа.
Береслава снова улыбнулась. Скорее всего, ее внучка оказалась единственной, кому божественный мальчик понравился сам по себе. Впрочем, почему бы и нет. По крайней мере, он думает о Марусеньке в три раза больше, чем она о нем. С этой оптимистичной мыслью пожилая ведьма вернулась к проблеме более насущной – лугару.
– И ничего я не сочиню. Ух, там боли и одиночества – мрак!
– Тебе ромашковый сбор?
– А хвойный есть?
– Угу, – пробормотала Руся, забираясь в шкаф за очередной баночкой. – Не знаю, наверное. Я в души не лезу.