Ведьма отмщения
Шрифт:
Он помнил. Она помнила, потому что он помнил. И от этого она казалась себе немного чище.
К тому же он всегда был под рукой, если в нем возникала необходимость. Для всякого рода ее пакостничества. Она еще кое-что наметила. Чуть серьезнее прежнего и чуть опаснее, но кто-то же должен ей помочь, в самом деле!
То, что Серега мог засветиться, ее взволновало. Убийца мог видеть его, мог проследить до дома, мог…
Так, стоп! Если бы он Серегу выследил, его давно бы уже не было в живых. Прошла почти неделя! Скорее всего, залетный какой-нибудь. Дело сделал и из города давно слинял.
Лидочка осторожно, чтобы не запачкать, повесила плащ на спинку стула, сверху пристроила парик. Потащила вверх подол платья. Избавилась от нижнего белья, чулок, снова натянула ботильоны, распушила волосы, и пошла в ванную, где громко молотили об облезлую ванну мощные струи воды.
Больше в этой хате прислониться было негде…
– Господи… Сережа… – Лидочка судорожно дышала, наступив на его ступни, стоять в ванне без воды сделалось прохладно. – Какой же ты… Ты самый лучший… Даже странно…
– Что странно? – одной рукой он крепко прижимал ее к себе за поясницу, второй держал за затылок. – Что такое отрепье, как я, может так любить?
– Нет. – Она поежилась в его руках, потное тело пошло мурашками. – Включи воду, мне холодно.
Сережа послушно открыл душ, сделал воду погорячее. Они пододвинулись так, чтобы вода попадала им на спину и грудь, но не мочила волосы.
– Ты так много пьешь, а такой… Сильный! – Лидочка, зажмурившись, прижалась щекой к его плечу, они были почти одного роста. – Может, ты бросишь пить, а, Сережа?
– А может, ты бросишь тогда своего жирдяя? И вместе с ним всех своих остальных, а?
Он спросил просто так, без злости и упрека. Она и не обиделась. Оба знали, что назад пути нет. Ни ему, ни ей. Слишком велика была зависимость у обоих от выбранной ими жизненной иглы.
– Лидочка моя… Славная… – шепнул он ей и потянулся губами к ее рту. – Любимая… Ты ведь знаешь, что никто тебя не будет так любить, как я, знаешь?
– Знаю.
Она послушно ответила на поцелуй, хотя было неприятно целовать его. Немного даже мутило от проевшего ему все внутренности перегара.
– Ты ведь не просто так ко мне пришла, да, малыш?
Он все еще прижимал ее к себе, но понимал, что она сейчас начнет возиться, высвобождаться из его рук, потом вылезет, вытрется, оденется и снова станет чужой и недосягаемой.
Иногда…
Иногда, не часто, его посещали страшные мысли. Они были ужасными, липкими, от них его бросало в пот, и он их суматошно гнал от себя. Но они в последнее время навещали его все чаще и чаще.
А что, если взять и умереть с ней вместе, а?! В один час, в одной постели, в одно мгновение, в один выдох?!
Потом его тяготили угрызения совести, делалось потным и вялым все тело и сохло во рту. И он даже не мог себе представить, как бы он вообще сотворил такое с ней, с собой?!
А сейчас вот вдруг взялось и придумалось. Наверное, это оттого, что очень, очень не хотелось ее отпускать.
– Лидочка, милая…
Сергей нащупал
Она даже ничего не заметила. Стояла, прижавшись тесно к нему, и спокойно дышала. А потом она начала говорить, и он пожалел, что не довел до конца свое страшное намерение. Но было уже поздно, его мечты сменились страхом, липким потом, сухостью во рту. Он уже ничего не мог поделать ни с собой, ни с ней, ни с ее жутким планом.
– Я не могу! – просипел Сережа, когда они уже давно выбрались из ванны, вытерлись, оделись и снова сели друг против друга в единственной комнате. – Я не могу, милая!!!
– Сможешь! И сделаешь! Оставляю тебе денег. Приведи в порядок квартиру, в конце концов, трахаться с тобой уже негде стало! – Она вдруг сделалась нервной и напряженной, заторопилась: – Приведи в порядок себя. Купи что-нибудь из одежды. Можешь попить пару дней. К концу недели будь готов! Я позвоню!
– Я не могу… – прошептал он ей вслед, но она уже не услышала, ушла. – Я не могу… Я никогда никого…
Глава 7
Сергей Иванович Мысков вяло ковырялся в тарелке старой алюминиевой вилкой. Завтрак состоял из вчерашней гречневой каши с постным маслом. Котлетой либо сосиской он пренебрег. От мяса стареют, вычитал он где-то не так давно. Стареть не хотелось. Хотелось еще долго-долго оставаться молодым, бодрым, юным духом и телом. Тело пока не подводило, по утрам он почти час занимался физзарядкой, потом обливался холодной водой, брился, мазал лицо увлажняющим кремом. Тело не подводило. Морщин было мало. Но вот сила духа…
Дух поостыл в его бодром теле. Все как-то разом перестало радовать, накатывало смятение, грызла непонятная тоска. А с чего? Из-за погоды? Вряд ли. Весна за окном бушевала, скоро сады зацветут. Можно будет у Машки в саду пересидеть это время, надышаться на всю осень нежным ароматом. Она же не погонит его оттуда, Машка-то? Она же все, что у него осталось после того, как…
После того, как его предал единственный сын – Миша.
Ох, Миша, Миша! Что же ты наделал-то!!! Разве же можно было так?! Сколько с женой покойной планов строили о будущем своих детей. Сколько мечтали, баюкая их, орущих в колыбели. С Машкой все вроде нормально. Девка основательная выросла, серьезная. Иногда даже чересчур. С работой у нее все отлично. Квартира хорошая, дом опять же старая сволочь ей отписала. Муж…
Муж, кажется, давно уже косит на сторону. А и черт с ним, с ее мужем. Нужен он ей? Она, кажется, его даже не замечает порой. Сама в себе как-то. Она вообще с детства была молчуньей. Смотрит так на тебя, молчит, а глазищи сверлят тебе башку, сверлят. Он, если честно, ее всегда побаивался. Так и казалось, что ляпнет невзначай ребеночек чего-нибудь при жене, и пиши пропало. Хотя он при детях ничего такого себе не позволял. Но дети, они, как провидцы, видят даже через стены. Н-да… Машка девка основательная, за нее и голова не болит. Если только от раздражения за ее излишний успех и нежелание возиться с ними со всеми.