Ведьма с крылом дракона
Шрифт:
Илария встрепенулась и обернулась, смотря в глаза вампира и ища в них истину. Курц выглядел убежденным, поэтому нечестивые заметно расслабились, а новоявленная, наоборот, тревожно закусила губу. Вампир бросил быстрый взгляд на подопечную и усмехнулся, заметив ее растерянность.
— Я обязательно расскажу подробности, но позже, — улыбнулся Курц, после чего снова накинул капюшон на голову обращенной. — Сейчас нам стоит поторопиться и покинуть окрестности прилегающих земель к Рейнеру. Охотники вскоре вернутся, а нам не нужны лишние проблемы.
— Верно, — оживилась Джина и подтолкнула волчат в спины.
Близнецы
— Не сейчас, — строго добавил Курц и прижал Иларию к груди. Девушка уперлась ладонями, словно спасаясь от нежелательной близости. — Мы вправду торопимся.
Вампир встал полубоком и позволил подопечной первой покинуть гостиную.
— Так нечестно, — заскулил Глеос, с досадой топнув ногой. — Нам ни с кем нельзя поиграть?
— Позже, обещаю.
Курц потрепал мальчишек по вьющимся волосам, а затем поспешил наружу. Вторя приказу предводителя, нечестивые покинули свое убежище, встречаясь с пасмурным небосводом. Ветер крепчал, отовсюду доносился свист и вой — природа недовольно гудела.
— Ты сейчас добр лишь потому, что связан? А остальные не смеют противиться, так как ты — здешний главный? — шепотом поинтересовалась Илария.
Курц кивнул в ответ.
— Нет смысла скрывать. Я действительно имею некоторое влияние среди последователей Гекаты, а здешние прислушиваются ко мне. Но это не значит, что внешний мир поступит так же.
— Я прекрасно осведомлена, — ухмыльнулась охотница и натянула капюшон сильнее.
— Первое время будет тяжело привыкнуть к особенностям обращения, а проявление минусов зачастую болезненно, — прошептал Курц, а затем повысил голос: — Левент, хватит дуться! Давай тащи сюда свою обидчивую задницу из-под земли и разрушь дом!
— Еще чего… — Раздалось откуда-то снизу недовольным тоном.
Глава 9
Дилан оказался на крыльце храма, и врата за его спиной шумно закрылись. Множество заинтересованных взглядов устремились к юноше, но он не замечал их, погруженный в собственные мысли. На негнущихся ногах Дилан спустился по широким ступеням, обогнул фонтан и упал на ближайшую скамью. Тяжелый вздох сорвался с губ охотника, и жизнь вокруг снова закипела.
Жители Рейнера обсуждали, что божество не прокляло юного Баретти, а избрало его, грядет новая благоприятная эра для людей и потомков золотых драконов, а малыши, игравшие на площади, теперь ютились вокруг скамьи, чтобы расспросить Дилана. Вопросы звучали наперебой. Кто-то из детишек интересовался, как он попал в храм, если двери невозможно открыть, а другие повторяли: какое оно — святое божество Рейнера?
Дилан, опомнившись, устало улыбнулся и потрепал белокурого мальца по волосам.
— Он — древний великий дракон, знающий обо всем на свете. Он огромен, как храм, его чешуя каменная, но сверкает на свету, а желтые глаза — мудрые и пронзительные. Но… — Дилан сделал паузу, и дети обратились в слух, — он не очень любит шум, поэтому попросил больше не играть у врат.
Малыши подхватили указания, как новую игру, и зашикали, приложив пальчики к губам. Они ловко разбрелись к матерям, призывая тех переговариваться тихонько, ведь великий дракон оберегает их и хочет отдохнуть.
Дилан тихо рассмеялся и откинулся на спинку скамьи. Сначала он исчез с собрания на глазах у глав и преемников четырех великих родов, а теперь, посреди ясного дня, вышел из храма, что стало достоянием общественности. Наверняка новость разлетится быстро, как лесной пожар, и верхушка Рейнера не посмеет противостоять наследнику Баретти напрямую.
Однако Дилан не выглядел удовлетворенным. Слова Физхрила кружили в его голове предостережением, и юноша знал, что, получив силу светлого гримуара, обязан следовать воле древних драконов. Физхрил дал уяснить, что не позволит разразиться борьбе за власть внутри Рейнера, ведь это расколет сплотившиеся некогда семьи, обещавшие сражаться с нечестивыми и одновременно оберегать жизни людей. И Дилан не планировал идти по пути кровопролития, но не видел иного пути, чтобы не встать во главе власти. Это был единственный шанс для них с Иларией избежать мучительной разлуки, ведь союз нечестивого и дракона в корне невозможен.
Дилан вдруг уловил тонкое, интуитивное послевкусие воспоминаний, словно уже когда-то задумывался о подобном. Он пытался припомнить, что читал в книгах поместья, пока был заточен, но никаких полезных новостей о возвращении обращенному нечестивому облика человека не обнаружил. Большая часть гримуара пока тоже была незнакома, ведь древние письмена драконов имели иные версии письменности. А Физхрил отказался отвечать на вопрос напрямую, с неохотой выдавив, что подобных прецедентов в прошлом не происходило. Союзы драконов и некоторых рас нечестивых имели место быть в истории, и даже рождалось потомство, но обращение всегда заключалось при обоюдном желании.
И Дилану это не нравилось. Дракон будто перечеркивал его надежды, но в то же время позволял держаться при своих стремлениях. Дилану ничего не оставалось, кроме как надеяться на информацию, хранящуюся у семьи Эстебан и на древние тексты светлого гримуара. Поскольку только Баретти и Эстебан сражались с нечестивыми напрямую и часто покидали стены города-крепости, только в их домах хранилась информация о различных расах, их особенностях жизни, слабостях и способах уничтожения. Кроме того, обращение Иларии — означало ее согласие смириться с участью, отчего чувство вины мучило Дилана еще сильнее. Единственное, что сломило бы волю девушки к успеху, — это прямая угроза жизни ее команды. Жизни сослуживцев охотница ценила сильнее собственной. Дилан не смог повлиять на ее мировоззрение относительно жертвенности.
— Что ты задумал, юнец? — Вновь вспыхнул в голове юноши вопрос дракона.
Дилан вздохнул, смежил веки и задумался. Физхрил злился из-за вероятности борьбы за власть, и позиция эта защищала в первую очередь людей, проживающих в Рейнере. Дилан согласился, потому что не желал втягивать местных в политические распри, тем не менее, став хранителем светлого гримуара, его голос сделался весомее любого из глав четырех великих домов. Однако, стоило главам объединиться, и юноше оставалось лишь терпеть поражение.