Ведьма Страны Туманов
Шрифт:
– Ненадолго мне их тепла хватает, – вздохнул Ырка, – с каждым разом всё быстрее мёрзнуть начинаю.
– А это потому, что не тех выбирал, – ухмыльнулась Мора. – Надо было с самых тёплых начинать, а ты сперва к холодным наведался. Сырая служанка Озёрного духа да обиженная на сестриц-красавиц отшельница Шишига! Скажи, много ли в них огня? – Старушка вопрошающе посмотрела в жёлтые светящиеся глаза Ырки и, не дожидаясь ответа, кивнула: – Правильно! С гулькин нос!
– А в ком тепла больше? – Ырка стоял в темноте неподвижно, с презрением поглядывая на соседнюю стену, где приютилось мутное пятно света,
– Ишь какой наглый! Самое сильное тепло – оно только у живых! В Стране Живых у тебя власти нету, а в Стране Мёртвых – где взять живых? Только я да Урсула! – Баба Мора сняла платок, демонстрируя гостю торчащие в разные стороны кусты седых волос. – Ну а мы тебе не по зубам! Урсула – она хоть и воровка, так ведь потомственная ведьма, которая добровольно закрыла себе дорогу в прежний мир и получила от самого Хранителя леса всю силу!
Старушка подняла с пола прутик, вывалившийся из хвоста некогда пушистого веника, и с досадой почесала им голову:
– Ты даже к дому её приблизиться не сумеешь, не то чтобы к самой Урсуле. Ну и я… – Мора улыбнулась кривой улыбкой. – Тоже не лыком шита… Пусть не потомственная, но колдунья. А, прежде чем тебе помогать, травку одну дивную выпила: если придёт тебе в голову душу из меня вынуть – в тот же момент сам всего тепла и лишишься.
Ырка затрясся крупной дрожью и закрыл глаза.
– Значит, так и не согреться мне теперь вовек?
– А кто ж тебе виноват, сопляк?! Зачем было жизни себя лишать да ещё столько злости копить?! – Мора повернулась к Ырке спиной и пошла проверять рассаду своих мухоморов. Расписные глиняные горшки, заполнившие собою почти всё свободное пространство внутри мельницы, ещё недавно хранили чудесные семена укропа и петрушки, чеснока и красного перца. Однако теперь, под присмотром Моры, горшки выращивали в себе яд неприхотливых и быстрорастущих грибов.
– Не вам об этом судить, – сказал Ырка и прищурился. – Вы же мне помогли, чтобы Урсе насолить. А не жалко вам, баба Мора, чужих душ, не жалко тепла юных девиц?! Так, может, и вы знакомы со злостью и обидой?!
Бабка развернулась к Ырке и поморщилась, словно съела дольку незрелого лимона. Никогда ещё Мора не опускалась так низко, чтобы сначала помогать чёрной душе, а потом выслушивать от неё дерзости. Её лицо выражало такое очевидное отвращение, что в Ырке снова заклокотала ненависть.
– Никого, кроме себя, мне не жалко! Что ты вообще обо мне знаешь, сопляк? Во мне злости ни на грош! Во мне только одна холодная зависть! Самой высшей пробы! Как то золото, что Урсула получила от Кладовика! От этого жалкого труса, обещавшего вознаградить меня… – Мора осеклась. – А вообще, знаешь что, дорогой?..
Ырка всё ещё дрожал.
– Я помню, Урсула хотела себе ученицу взять. Давно хотела, но никак не могла такую подыскать, чтобы понравилась. Родную по духу или по крови, говорит, хочу найти… А недавно я видела, как её верные птицы какой-то домик у входа в Страну караулили.
– И что с того? – спросил Ырка не без интереса.
– А то, что если нашла она себе девчонку для обучения, то не здешнюю! Понимаешь? Тамошнюю – живую, горячую! – Бабка неумело подмигнула Ырке и снова почесала прутиком голову. – Ты давай иди пока, поохоться малость. Согрейся ненадолго, а я мозгами пораскину, как тебе к дому Урсулы пробраться и поглядеть есть ли у неё там пламенная девичья душа…
Когда Ырка исчез, бабка потёрла озябшие руки:
– Ох, вот это месть будет! Чистая! Высшей пробы!
Юсинь плакала обо всём: о своём заточении, о своих вечно спорящих родителях, о былом заикании и незаслуженном от него избавлении, о своих покинутых друзьях, о своей первой несбывшейся любви, обо всём невысказанном и обо всём сказанном тоже. Она плакала до тех пор, пока сквозь собственные рыдания не услышала, как Урсула отнимает ухват от заслонки, скрывающей жар печи. Всё ещё не веря тому, что ей пришлось увидеть, как ведьма запекает ребёнка, Юсинь мужественно вытерла слёзы.
– Вытаскивать? – спросил Рыська у Урсулы.
Та кивнула, и через секунду дымящийся, подрумянившийся кулёк из теста с ребёнком уже лежал на столе.
– Смотри внимательно, золотко! – сказала ведьма, улыбнувшись.
Юсинь поднялась с пола, на который безвольно сползла, когда малыша кинули запекаться, и вонзилась глазами в свёрток. Он не шевелился.
– Будешь съеден собаками, чтобы согреть и утолить их голод, – проговорила Урсула и принялась отламывать тесто от края к центру. Отломанные куски летели прямиком в матерчатую сумочку, которую очень кстати подставил Рыська. – Слово моё непоколебимо! – повторила ведьма концовку своей недавней скороговорки и завершила разламывать «пирог».
Когда теста на ребёнке больше не осталось, стало понятно, что младенец не только жив, но и, кажется, совсем здоров. Глазки его были открыты, он оживлённо двигал ручками и ножками, издавал какие-то невразумительные, но, судя по всему, радостные звуки. А цвет кожи теперь больше походил на человеческий – зелёный оттенок уступил место розовому.
– Он ещё не до конца поправился, – Урсула переложила малыша в корзину и укрыла кухонным полотенцем. – Завтра Рыська отнесёт тесто собакам. Когда они съедят его – ребёнок выздоровеет окончательно.
– Ну что, тлусиха, стлашно было, да? – спросил мальчик-кот и удовлетворённо мяукнул.
– Это к тем собакам, которые у Деда живут, к тем, к которым тот дух за щенком отправился? – спросила неожиданно Юся, снова обретя дар речи.
Урсула с изумлением посмотрела на девочку:
– Откуда тебе известно про Деда? И о каком духе речь?
Капустные грядки Полины
Раньше Полина присматривала за пшеничным полем в центре западной пустоши. Отгоняла громкими песнями ворон и мышей, снующих туда-сюда, в надежде стащить хотя бы один золотой колосок. Но с тех пор, как в нём поселилась ворчливая Шишига, хозяйка Страны Урсула направила девушку к капустным грядкам. Слишком уж нелегко оказалось найти общий язык с обиженной на весь свет сестрицей озёрных русалок.