Ведьма в Царьграде
Шрифт:
И потянулись дни чародейки на острове. Ей сказали, что остров этот, носивший греческое название Принкипос [139] , не особо большой, но и не малый, тем не менее был самым крупным среди расположенных в водах Пропонтиды Принцевых островов. На его вершине располагался Свято-Георгиев монастырь, куда ходил на службы Исаиа, были тут еще несколько монастырей – из светлого камня, с глухими оградами. Проживавшие там монахи редко выходили за пределы обителей, проводя дни в молитвах, трудах, переписывая святоотческие книги, чтобы приумножать и распространять божественную премудрость. Малфрида не ходила в том направлении. Изо дня в день она отправлялась в дальние пределы острова, бродила в монашеском одеянии под соснами или спускалась к воде. Берега в основном были обрывистые, но все же она нашла
139
Современный турецкий остров Бююкада – площадью 5,36 км^2.
Освежившись, она возвращалась к хижине отшельника, вела с ним разговоры. Такое получалось не всегда – один раз в неделю к почитаемому старцу Евсевию приходили люди, просители, которые рассчитывали получить от него ответы на волнующие их вопросы, надеялись на его помощь.
Он выходил к людям, провозглашая: «Христос воскрес!»
Они отвечали: «Воистину воскрес!», а потом опускались на колени и просили у бывшего волхва благословения.
Малфриде непривычно было на это смотреть. Затаившись в зарослях, она внимательно наблюдала за происходящим. Видела, как просители сидели на земле, ожидая, когда их позовет Никлот, которого они величали святым старцем. Для Малфриды же он оставался великим кудесником. Пусть Никлот и говорил, что после крещения чародейская вода его не берет, пусть уверял, что только часть дарований осталась при нем, но все же они были, и христиане считали их чудотворными. Вот и сходились к нему, прибывали даже издалека. Раньше Малфрида и представить не могла, чтобы великий Никлот нисходил ко всякому. А тут… Разные тут были люди – хромые, скрюченные, одноногие; приходили и женщины с изможденными лицами, некоторые с детьми на руках, кашляющие отроки, воины с повязками на теле. И Никлот-Евсевий принимал каждого. Один раз Малфрида видела, как в келью занесли на носилках неподвижного человека, а потом он появился сам, шел с блаженной улыбкой, еще покачиваясь, опираясь на плечи принесших его, но прямо-таки светился от счастья.
После приема паломников Малфрида не решалась побеспокоить Никлота. Он садился на лавке подле грубой стены хижины, вид у него был такой спокойный и счастливый, что казалось кощунством тревожить его. Но он заметил нерешительно стоявшую в стороне чародейку, жестом велел приблизиться.
– Сегодня у меня был хороший день, Малфрида. Я молился, я просил Всевышнего исполнить чудо – и Он отозвался на мои мольбы.
– Ты слывешь тут святым чудотворцем, Никлот, – задумчиво произнесла ведьма. – Ответь же мне, ты слышишь Господа, когда он обращается к тебе?
– Нет, я не слышу, – улыбнулся монах, – но знаю. Подобный ответ не удовлетворил Малфрид у.
– Ты только и делаешь, что ссылаешься на своего Бога. А разве сам ты уже ничего не можешь? Ну, я имею в виду, без молитв.
По спокойному, умиротворенному лицу Никлота прошла легкая улыбка. Малфрида до сих пор не могла свыкнуться с тем, что его лицо, пусть и сильно испещренное морщинами, стало таким живым и открытым, без былой величавой отстраненности.
– Я ведь говорил, что, когда уверовал, мне была дана Божья милость сохранить некие мои дарования. Человек все же – великое творение Божье, и каждый имеет свои возможности, свой дар. Но если ставишь перед собой непростую задачу, если хочешь исполнить нечто непривычное в миру, нужна помощь свыше.
Малфрида насмешливо хмыкнула.
– А вот я знавала людей, которые многого добивались, рассчитывая только на свои силы.
– Да ну? Нет, моя милая, пусть человек и бывает силен и уверен в себе, но всегда наступают мгновения, когда он надеется
– Но разве ты не отдаешь себе отчета в том, что то, чем ты владел ранее, было куда мощнее, чем все нынешние твои умения?
Легкий вздох был ей ответом. Они посидели какое-то время молча.
Было тихо, лишь птицы выводили вечерние напевы, приветствуя последние лучи заходящего солнца. Закаты над морем тут казались особенно прекрасными.
Никлот чувствовал на себе пронзительный взгляд ведьмы. Она ждала ответа. Но он повторил лишь то, о чем говорил ранее: да, у него некогда были великие силы чародейства, а когда они пропали, он понял, что можно жить и без них. Человек таков, что всегда получит радость от того, что он делает. Никлот же ранее не имел этой радости. Его душа была убита волшебством, но ожила, когда он отказался от магии. А без души жизнь не может быть жизнью. Пропадают желания, исчезает интерес.
У Никлота и впрямь ныне было немало интересов, на которые ранее величественный волхв не обратил бы внимания. Так, ему были любопытны люди, приходившие к нему, волновала их жизнь, их заботы. Ему нравилось следить за полетом облаков, за отсветом неба, определяя погоду на ближайшие дни. Порой он просто получал удовольствие, помогая Исаие и Малфриде возиться на огороде, наблюдал, как растут бобы и сельдерей, сам пропалывал грядки свеклы. И хотя питался он в основном растительной пищей, но ел с удовольствием, словно лишь недавно начал чувствовать вкус, с наслаждением смаковал соленые оливки или тушенную с луком фасоль, попивал вино, разбавленное водой из источника. Иногда у Исаии Никлот вызнавал новости из монастыря, но сам на службу никогда не ходил – ему было позволено не являться. Зато Никлот очень любил посидеть на скамье, установленной для него немым прислужником Нилом над обрывом, откуда открывался вид на бухту внизу и на пологий склон холма, где возле беленых домиков копошились крестьяне. Часто он брал с собой книгу и подолгу читал, порой делая на полях для себя отметки.
Как-то Малфрида спросила:
– Что такого мудрого в этих книгах, что ты уделяешь им времени куда больше, чем наши волхвы созерцательному изучению мира?
Она сидела подле монаха на земле, на нагретой за день хвое и смотрела на легкое марево на горизонте: было похоже, что жара не спадет и в ближайшие дни.
Никлот отвечал, что не только созерцание мира постигают кудесники в чащах. Они заучивают наизусть заговоры и заклинания, чтобы передать эти словесные знания тем, кто придет после них. Самые сложные знания они записывают на древесине специальными резами. Это непросто: знаков-резов множество, они очень сложны, их трудно постичь, трудно ими пользоваться, так что эту науку постигают лишь немногие.
– Но я жил достаточно долго, чтобы понять ее и самому оставлять надпись резами, – поведал Никлот. – И уж поверь, кто осилил премудрость резов, довольно легко справится с текстами христиан. Алфавит куда проще, по сути, он рассчитан, чтобы над ним не мудрствовать долгие годы, чтобы знание было доступно многим. Так что я выучился на удивление быстро. А уж читать мне пришлось потом много. И это такое наслаждение…
– Что ты сейчас читаешь? – перебила его Малфрида. Ей было неприятно, что он с восторгом превозносил все чужое, отмахиваясь от знаний волховской старины.
Оказалось, что это труд некоего Платона под названием «Пир». В нем говорилось, что в древности обитали на земле особые существа, андрогины – перволюди, являвшиеся одновременно и женщинами, и мужчинами. Соединяя в себе оба человеческих пола, они были совершенны настолько, что решили, что они лучше богов, и захотели обойти их, получить власть над миром. Но боги разгневались на андрогинов, разделили их пополам, уменьшив их совершенство и их наглость вдвое. Так, по легенде Платона, и появились люди обоих полов, мужчины и женщины. Однако люди с тех пор неспокойны, они ищут по свету свою половинку и, если находят, счастливы в браке и любви и тогда долго живут в гармонии.