Ведьма. Укротившая тьму. Книга 1
Шрифт:
Каин Вуд. Почему он так его ненавидел? Сейчас бизнесмен вызывал лишь смутное чувство благодарности. Он ведь говорил, что непричастен к смерти Кати, ведь так?
– Ваш мозг пытается восполнить пробелы, – говорила психолог Игнатенко, – это абсолютно нормально, что вы пока путаетесь. Со временем память вернется и все встанет на свои места.
Но это было в их вторую, кажется, встречу. Прошло почти полгода и ничего не изменилось. Его память о том, что произошло и по какой причине, по-прежнему была покрыта туманом, а то и вовсе стерта. В этот прием Валерия не требовала от него рассказов, лишь непрерывно
– Вы вполне можете вернуться к службе, – сказала она напоследок, – только через месяц зайдите ко мне, я проведу кое-какие тесты.
На улицу Алексей вышел со странным чувством одиночества. Через полчаса они с Быстровым должны были вместе попить пива в ближайшей к отделению пивной. Мужчина сел в машину и задумался. Отсутствие воспоминаний вселяло какое-то странное спокойствие. Даже одержимость Катей прошла, словно он просто перешагнул одну-единственную черту. Все, о чем Муратов раньше думал, казалось сущим бредом. Или он просто проработал травму, как выражаются психологи?
Быстров уже ждал в кафе.
– Здорово, Лех. Как там твой психолог? – Никита прищурился, словно оценивая друга и подозвал молодую официантку.
– Два пива, лапуля, – сказал он и глазами проследил за качающей ягодицами девушкой.
– Ты же женишься, – улыбнулся Муратов, – вот Люда с тобой настрадается.
– Ну пока-то я свободен, – вздохнул напарник, – так что гуляй рванина.
– Не изменяй ей, – серьезно сказал Алексей, – кому ты такой еще нужен. Она хорошая девушка и любит тебя.
Никита как-то странно взглянул на дверь кафе. Там толпилась стайка подростков, странно и эпатажно одетых. Была и длинноволосая нимфа с розовыми локонами, и пацанка-блондинка с короткой стрижкой, и много кто еще. Почему-то эта группа заинтересовала Быстрова.
– Мне стоит беспокоиться? – спросил Муратов, отхлебывая холодное пиво из вспотевшей кружки, – им лет по пятнадцать.
– Что за ерунда? – нервно хихикнул напарник.
Однако кое-что в его голосе показалось Алексею подозрительным. Он достаточно хорошо знал Никиту, чтобы сразу понять – в поведении друга что-то изменилось. Увидев этих подростков, Быстров погрустнел и от былой развязности не осталось и следа.
– Колись, – коротко сказал Алексей.
Быстров вздохнул, почти залпом вливая в себя ледяное пиво, немного помолчал и тихо заговорил.
– Когда ты валялся в коме, кое-что произошло. Наш подозреваемый, я бы сказал, твой подозреваемый, белобрысый, которого мы у храма встретили, сидел в изоляторе. Я тогда землю носом рыл, чтобы вытащить из него информацию. И на меня налетела его сестра, как две капли…
– Так у него сестра есть? Любопытно. И что?
– В моей машине приставила мне кинжал к горлу. Честно говоря, я даже испугался слегка. Требовала брата освободить. А взамен дала флэшку с инфой.
– С какой?
– Там был дневник патриарха сбрендившего. Старик совсем из ума выжил, подстроил взрыв храма, думал, что Славянское братство его хочет за задницу взять. Как она ее достала, я спросить не успел, да и особо не хотел.
– И что? – Муратову вся история казалась нереальной, словно происходила в параллельном мире.
– В общем, близнец ее послал. Не знаю, что они не поделили. Мне ее даже жаль стало.
– Твой типаж, одним словом – улыбнулся Алексей.
– И я о том же. Сводил ее в кафе, покормил. – сказал Быстров, – безо всякой задней мысли, кстати.
– Мне-то не ври.
– Нет, ну мысли промелькивали, конечно. Но я же джентльмен. Предложил подвезти, а она возьми и позови меня в парк.
– Женщина с кинжалом позвала тебя ночью в лес, и ты пошел? Быстров, ты меня поражаешь, – Муратов еле держался, чтобы не засмеяться на всю пивную.
– Почуял, что она неопасна. И оп, – голос напарника стал совсем тихим, – завела меня в беседку и отсосала. А потом попку подставила. Ну а я что мог поделать? Потом просто пропала. И вот, пять месяцев прошло, а от девки ни слуху, ни духу.
– Как она тебя, – улыбнулся Алексей, – и теперь то волнующее воспоминание не дает тебе спать?
– Ты еще моим психологом заделайся, – буркнул Быстров, – но, блин, да. Каждый раз, когда я о ней думаю, у меня стояк.
– Как ее хоть звали? – Муратов чувствовал волнение друга и прекрасно понимал, как можно быть одержимым одной женщиной, – где живет?
– Ничего не знаю. Только запах волос, словно в лесу после дождя, – вздохнул Никита и понуро продолжил хлебать пиво.
– Зачем ты тогда женишься? Ты же не для того это делаешь, чтобы ту девушку забыть? Это подло, Быстров.
– С Людкой легко, – сказал тот, – думаю, у меня получится построить с ней что-то, напоминающее семью. Мне уже сорок два, Муратов.
– Мне это не нравится. Хочешь, я попробую отыскать твою блондинку? Решишь свои вопросы. Уверен, встреть ты ее еще раз, в миг бы и думать забыл. Людмиле – ни слова, а то она тебя пошлет.
Оставшееся время оба приятеля сидели и каждый думал о своем. Муратов понимал, что вряд ли отыщет девушку, так сильно зацепившую друга. Но выбора нет, нужно искать. Заодно и в рабочий ритм войдет. В душе Алексей был очень благодарен Людмиле за помощь тогда, ночью на кухне Быстрова и искреннее не хотел, чтобы она мучилась из-за измен Никиты. Первым молчание прервал Быстров, бегло взглянувший на часы.
– Пора Людку с работы забирать. Сегодня она хочет обсудить приготовления к свадьбе. Честно? Я бы просто расписался, да оттрахал ее в отеле и все. Но нет, бабы. Платье, цветы…
– Не будь снобом, Быстров, – сказал Алексей, – позволь девушке насладиться. И еще, дам совет. Если не любишь ее – отмени свадьбу. Она поймет. Это лучше, чем ты женишься, а твоя блондиночка вдруг объявится. И будешь на две стороны жить. Гадко это.
Никита ничего не ответил, лишь кивнул и сел в машину.
Люда была хорошей, спокойной и очень рассудительной. Быстров добивался расположения девушки не менее года и когда она оказалась в его постели, был несказанно горд. Конечно, укушенный Муратов здорово подпортил им малину в первую ночь, но с тех пор следователь регулярно проводил с ней целые дни. Но после неожиданного появления синеглазки он не мог спать. Быстрова мучили сладкие воспоминания о ее гладкой коже, развратных стонах и изматывающей невозможности коснуться и впиться губами в ее маленький ротик. Людмила стала той самой отдушиной, которая позволяла не сойти с ума. Он даже подумал, что полюбил ее.